— Дело сделано, Вианн, — беззаботно объявила она. — Я подвела черту.
На одно ужасающее мгновение меня охватила уверенность, что сейчас я услышу от нее признание в убийстве мужа. С лица Жозефины не сходило восхитительное выражение лихой бесшабашности, губы карикатурно растянуты, словно она надкусила кислый фрукт. Попеременно горячими и холодными волнами от нее исходил страх.
— Я ушла от Поля, — объяснила она. — Наконец-то решилась.
Глаза у нее как маленькие ножички. Впервые со дня нашего знакомства я увидела Жозефину такой, какой она была десять лет назад, до того как Поль-Мари Мускат превратил ее в тусклую нескладную женщину. Она едва помнила себя от страха, но под пеленой объявшего ее безумия крылось леденящее душу здравомыслие.
— Он уже знает? — спросила я, забирая у нее плащ, карманы которого были набиты чем-то тяжелым, но, скорей всего, не драгоценностями.
Жозефина мотнула головой.
— Он думает, я пошла в бакалейную лавку, — ответила она, задыхаясь. — У нас кончилась пицца, и он поручил мне пополнить запасы. — Она шаловливо улыбнулась, почти по-детски. — Я взяла часть денег, предназначенных на хозяйственные нужды. Он держит их в коробке из-под печенья под стойкой бара.
Под плащ она надела красный свитер и черную плиссированную юбку. Прежде, сколько я помню, на ней всегда были джинсы. Жозефина глянула на часы.
— Chocolat espresso, пожалуйста. И большую коробку миндаля. — Она выложила на стол деньги. — Как раз успею подкрепиться до автобуса.
— До автобуса? — смешалась я. — Куда ты собралась?
— В Ажен. — Вид у нее ершистый, упрямый. — Потом не знаю. Может, в Марсель. Лишь бы подальше от него. — Она бросила на меня подозрительный и вместе с тем удивленный взгляд. — Только не вздумай отговаривать меня, Вианн. Это ведь ты подбросила мне эту идею. Мне бы самой в жизни не додуматься.
— Знаю, но…
— Ты же говорила, что я свободная женщина. — В ее словах слышится упрек.
Совершенно верно. Свободна пуститься в бега, воспользовавшись советом фактически незнакомого человека, бросить все, сорваться с насиженного места и отдаться на волю ветров, как непривязанный воздушный шарик. Мое сердце внезапно холодом сковал страх. Неужели это цена за то, чтобы я осталась здесь? Значит, я отправляю ее скитаться вместо себя? А разве я предложила ей хоть какой-то выбор?
— Но здесь ты жила в относительном благополучии, — с трудом выдавила я, видя в ее лице лицо своей матери. Отказаться от благополучия ради того, чтобы немного посмотреть мир, взглянуть краем глаза на океан… а что дальше? Ветер всегда приносит нас к подножию той же стены. Толкает под колеса нью-йоркского такси. На темную аллею. В лютый холод. — Нельзя все так бросить и бежать, — сказала я. — Я знаю, что говорю. Пробовала.