Я остановил на ней холодный взгляд.
— Думаю, вы прекрасно понимаете, что я имею в виду.
Опять тот же вежливый вопросительный взгляд.
— Праздник шоколада. Приглашаются все. — Во мне, словно кипящее молоко, поднимается неукротимый гнев. Я ослеплен яростью, на мгновенье теряю контроль над собой. С осуждением тыкаю в нее пальцем. — Я догадываюсь, зачем вы все это затеяли.
— Позвольте предположить. — Голос у нее мягкий, заинтересованный. — Это враждебный выпад против вас лично. Злостная попытка расшатать устои католической церкви. — Она вдруг визгливо рассмеялась. — Боже упаси, чтобы шоколадная на Пасху торговала пасхальными яйцами. — Голос у нее дрожащий, почти испуганный, хотя мне не ясно, чего она боится. Рыжий пялится на меня свирепым взглядом. Она перевела дух, страх, как мне показалось, мимолетно отразившийся на ее лице, исчез под маской невозмутимости. — Я уверена, здесь достаточно места для нас обоих, — ровно произносит она. — А вы еще не передумали? Может, все-таки выпьете чашку шоколада? Я могла бы объяснить, что…
Я остервенело тряхнул головой, будто пес, которого донимают осы. Ее спокойствие бесит меня. Я слышу в голове какое-то гудение, помещение закачалось перед глазами. Сливочный запах шоколада сводит меня с ума. Все мои чувства вдруг обострились до предела: я ощущаю аромат ее духов, ласкающий аромат лаванды, теплое пряное благоухание ее кожи. Мне также бьют в нос смрад болот, одуряющая смесь мускуса, моторного масла, пота и краски, исходящие от ее рыжего приятеля, стоящего чуть поодаль.
— Я… нет… я…
Как это ни ужасно, я забыл все, что намеревался сказать. Что-то об уважении, кажется, об обществе. О том, что мы должны действовать заодно, о добродетельности, порядочности, о нравственных принципах. Но у меня кружилась голова, и я просто хватал ртом воздух.
— Я… я…
Мне не дает покоя мысль, что это она наслала на меня порчу, проникла в мое сознание и по ниточке выдергивает из меня разум… Она наклоняется ко мне, изображая участие. Ее запах вновь бьет мне в нос.
— Вам плохо? — Я слышу ее голос будто издалека. — Месье Рейно, вам плохо?
Дрожащими руками я отталкиваю ее.
— Это ничего. — Наконец-то ко мне вернулся дар речи. — Просто… дурно стало. Ничего. Всего хорошего. — Нетвердой походкой я слепо иду к выходу. По лицу мне полоснуло красное саше, свисающее с дверного косяка. Еще одно свидетельство ее идолопоклонства. Я не могу избавиться от мысли, что именно эта нелепая вещичка — связанные воедино травы и кости — вызвала у меня недомогание, помутила мой рассудок. Шатаясь, я вываливаюсь на улицу, набираю полные легкие воздуха.