Мы поспешили изобразить на своих лицах радостное изумление: “Мы очень рады!..”, “Вот счастливая встреча!” Но каждый из нас при этом подумал, какими осложнениями может грозить эта “радостная” встреча. На минуту наступило неловкое молчание.
— Ну, как наша славная дивизия, господа? Как наши герои-танкисты? — интересовалась непрошеная собеседница.
— Танкисты сражаются, как львы, как славные легионеры Цезаря и Антония! — вступил в беседу Леонтьев.
Я мельком огляделся, боясь пропустить человека, которого мы ждали. Девушка оказалась наблюдательной.
— Мне кажется, вы спешите. Я тоже! — воскликнула она. — Кстати, сколько времени на ваших часах?
Посмотрев на часы, я ответил, думая при этом, что уже полтора часа, как мы ждем напрасно.
— Ну, хорошо, господа, — проговорила дочь генерала. — Мне пора ехать. Я так была рада этой встрече. Так приятно увидеть значок родной дивизии…
“Вот она — немецкая сентиментальность”, — подумал я.
— Да, кстати, обер-лейтенант, — снова обратилась ко мне девушка. — Взгляните, не понадобится ли вам вот такая вещица?
Стянув с руки перчатку, она показала мне кольцо. Взглянув на него, я замер, пораженный. Это был платиновый перстень с пластинкой в виде старинного щита. На зачерненном фоне щита было выгравировано изображение северного оленя. Закинув на спину могучие рога, животное гордо стояло на высокой скале.
Я медленно стянул перчатку и поднял правую руку на уровень окна машины. Мои товарищи стояли рядом, удивленные не меньше меня. А девушка за какое-то мгновение совершенно преобразилась и пристально, уже без улыбки оглядев меня, негромко сказала:
— Пожалуй, о деталях продажи мы договоримся дома. Садитесь, господа.
И тут я вспомнил, где видел это лицо. Ее поразительная способность к перевоплощению, в чем пришлось убедиться уже позднее, ввела меня в заблуждение, возбудив в то же время смутное беспокойство в первый момент встречи. Но теперь, когда с нее упала маска легкомысленной немочки, я сразу узнал то самое врезавшееся мне в память лицо, которое я видел на фотографиях в доме Петровского.
— Вы очень взволнованны, обер-лейтенант. Надо быть сдержаннее, — снова переходя на шутливый тон, заметила девушка. От этого упрека мне сделалось не по себе: ведь она совсем не поняла причины моего волнения, и “дай бог, чтобы не поняла никогда”, — подумал я про себя, садясь в машину.
Все время с момента вылета из Москвы мы думали о человеке, к которому идем, ожидая увидеть его или в форме офицера германской армии, или в роли спекулянта с черной биржи. И мы никак не подозревали, что наш начальник, свой родной советский человек, предстанет в облике вот такой очаровательной девушки с модной прической и изысканными манерами, обладательницы шикарного автомобиля.