Впрочем, дожидаться пришлось недолго. Тейоден отдал приказ, Эйомер взмахнул рукой, и королевский отряд двинулся вперед. Выехав за вал, конники поскакали по дороге, забиравшей к востоку. Около лиги она тянулась вдоль подножий холмов, потом свернула на юг.
Арагорн долго глядел вслед королю.
— Я расстался с дорогими моему сердцу друзьями, Хальбарад, — промолвил он, — и самый маленький из них значит для меня не меньше других. Ему неведомо, что ждет его впереди, но знай он самое страшное, все равно не повернул бы назад.
— Мне ли не знать славный народец из Хоббитании? — кивнул Хальбарад. — Про таких, как они, и говорят: «Мал золотник да дорог». Я немало потрудился, охраняя рубежи Хоббитании, и не их вина, что им это неведомо.
— Судьбы наши сплетены воедино, — задумчиво произнес Арагорн, — но делать общее дело приходится порознь. Ладно, нам тоже не мешает поторопиться. Я только перекушу, и в дорогу. Леголас, Гимли — мне надо с вами поговорить.
Они вернулись в Горнбург, сели за стол, однако Арагорн долго не начинал обещанного разговора. Наконец Леголас прервал затянувшееся молчание.
— Успокойся, Арагорн, прогони омрачающую тебя тень, — молвил эльф. — Что с тобой? Мы вернулись в крепость перед рассветом, так что же случилось за это время?
— Мне довелось выдержать битву пострашнее, чем у Хельмовых Врат, — отвечал Арагорн. — Я заглянул в камень Ортханка, друзья мои.
— Как?! — со страхом и изумлением воскликнул Гимли. — Заглянул в этот проклятый камень! Да ведь даже Гэндальф, сам Гэндальф опасался этого! Ты сказал что-нибудь… Ему?
— Ты забываешь, с кем говоришь! — глаза Арагорна сверкнули. — Разве я уже не провозгласил открыто свой титул? Что я мог сказать Ему?! — он помолчал и продолжил уже мягче. — Нет, друг Гимли, я не выдал никаких тайн. Камень принадлежит мне, и я решил, что имею право и силу его использовать. Насчет права спора быть не может, а вот сил… сил мне едва достало, — Арагорн глубоко вздохнул и покачал головой. — Борьба была страшной, я не скоро оправлюсь, но Он не услышал от меня ни слова, и более того, мне удалось подчинить камень своей воле. Уже одно это для Него удар. И еще — Он видел меня. Да, Гимли, видел, но не в том обличье, которое знаешь ты. Было ли это моей ошибкой… не думаю. Узнать, что я существую, что хожу по земле — это второй удар, пожалуй, тяжелее первого. В глазах Сарумана в Ортханке я был всего лишь одним из воинов в роханских доспехах, но Саурон не забыл ни Исилдура, ни меча Элендила. И вот ныне, в тот час, когда он приступил к исполнению своих гнусных замыслов, перед ним предстает наследник Исилдура и показывает ему заново откованный, слишком памятный для него клинок. Могущество его велико, однако еще не настолько, чтобы ему стал неведом страх. И его беспрестанно терзают сомнения.