Легионеры заковыляли к обочине. Макрон с громким вздохом тяжело опустился на свежую травку и потер ногу. После двух дней, проведенных в санитарном обозе, он упросил лекарей дать ему разрешение идти пешком, ибо беспрерывная тряска госпитальной повозки едва не свела его с ума. Недели вынужденной неподвижности сильно ослабили центуриона, однако упорство и твердость духа помогли ему почти на равных влиться в маршевый строй. И теперь, декаду спустя, Макрон если и не обрел прежней крепости, то, по крайней мере, чувствовал себя вполне сносно. Шрам на бедре его был еще красным, но уже полностью зарубцевался и практически не болел, однако невыносимо зудел.
— Подходят водоносы, командир.
— Есть отставшие, малый?
— Двое, командир. Оба натерли пятки.
— Ну-ну. Ладно, парень, передохни. — Он похлопал рукой по траве. — Легат задал убийственный темп. Удивительно, что при том у нас так мало выбывших. Всего семеро, это немного.
Катон промолчал. Потом спросил:
— Как нога, командир?
— Нормально. Привыкает.
Двое рабов приближались к ним, наполняя из кожаных бурдюков жестяные солдатские кружки дешевым, щедро разбавленным водой вином. Когда они удалились, Катон с облегчением припал к кислой, но освежающей смеси. Ноги его страшно болели, а ярмо вещмешка казалось невыносимо тяжелым. Если ему и удавалось выдерживать переходы, длящиеся порой от зари до зари, то лишь из страха осрамиться перед товарищами, все еще поглядывавшими на него с некоторым пренебрежением и свысока.
Макрон, громко чмокая, чтобы полней ощутить вкус вина, осушил свою кружку. Катон, подавшись вперед и уронив на ноги руки, сидел рядом с ним.
Глядя на него, Макрон улыбнулся. Вопреки первым впечатлениям, этот столичный хлюпик совсем неплохо показывает себя в армейской жизни. Он не труслив, не теряется в пиковых ситуациях, и у него уже прорезается командирский басок. Но мальчишка не задается и всегда слушает, что ему говорят, хотя порой бывает упрям, как осел, пока не поймет, что хорошо, а что и не очень. Кроме того, он отменный учитель, настырный, строгий, не делающий поблажек своему нерадивому и старшему по званию ученику. Лишь благодаря его въедливости Макрон не забросил всю эту буквенную докуку и вдруг с изумлением стал понимать, что она не так уж страшна. Мало-помалу замысловатые закорючки словно бы сами собой стали складываться в слова, и центурион, пусть с запинкой, водя пальцем по строчкам и помогая себе губами, уже сам без подсказки разбирал несложные тексты.
— Поклажу поднять!
Приказ докатился до шестой центурии, и Макрон встал, чтобы зычно, как на плацу, его повторить. Легионеры поднимались с обочины, взваливая на спины вещевые мешки, а те, что повыносливее и пошустрей, торопливо бежали к дороге с торбами, набитыми всяческой снедью, стянутой в придорожных хозяйствах или выпрошенной у сердобольных селян. Центурия быстро построилась и следом за головными подразделениями устало двинулась по мощеной дороге, ведущей к западу Галлии через Диводурум.