— Можете спрашивать его о чем угодно. А мы продолжим наше расследование. Мы собираем улики против капитана, и предупреждаю вас, майор: как только соберем все необходимые доказательства, передадим дело в трибунал.
Рис ушел от полковника со смешанным чувством злости и страха и тотчас направился в городской дом Трэвиса на Брук-стрит. Трэв солгал ему. Во всяком случае, кое-что утаил, а это в общем-то одно и то же.
Когда экипаж подкатил к дому, Рис не мог не заметить «сторожевого пса», стоявшего на карауле под фонарным столбом. Второй слуга, очевидно, вел наблюдение за задней стороной дома. Рис сразу поднялся на крыльцо и громко постучал в дверь. Трэвис открыл ему почти сразу. Его светло-русые волосы были взлохмачены, как будто он только что провел по ним рукой, а сквозь очки мрачно смотрели красные глаза.
— Ты скверно выглядишь, — заметил Рис, входя в дом. — Чем занимался прошлой ночью? Не расставался с бутылкой бренди?
Трэвис вздохнул:
— Выпил лишнего. Я так долго сижу взаперти, что мне хочется разнести эти стены.
— И тогда попадешь в застенки куда худшие. Если тебя не повесят.
Трэвис выпрямился.
— Ты разговаривал с полковником Томасом?
— Разговаривал. Я только что от него.
Трэвис кивнул в сторону гостиной, где они могли поговорить с глазу на глаз.
Они вошли в комнату, и Трэвис сдвинул створки дверей.
— Что случилось?
— Может, для начала расскажешь, зачем покидал лагерь без разрешения, ходил на территорию противника?
Трэвис съежился, как проколотый шарик, и обессиленно опустился на диван.
— Мне следовало догадаться, что они обо всем узнают.
Рис сел напротив.
— О чем ты, черт подери, думал?
Трэв поправил на носу очки в золотой оправе.
— Я ходил навестить тетю, сестру моей матери. Я никогда не виделся с ней, но знал, где она живет. Это было не так далеко от нашего расположения войск. Я решил, что успею слетать туда и вернуться до наступления утра. У меня не осталось никого из родных, только тетя да пара еще каких-то дальних родственников. Я должен был навестить ее. Не смог устоять.
Рис покачал головой. Безусловно, это была глупость, но толкнуть на нее солдата могло чувство одиночества и сознание, что семья где-то рядом…
— Как они узнали? — спросил Трэвис.
— Расспрашивали солдат в твоем полку. Вероятно, ты говорил кому-то о своих планах.
Это произошло почти год назад, перед Балаклавским сражением, когда Трэв потерял руку.
— Я хорошо знал этих людей и сказал им, что хочу увидеться со своей тетей. Мне нужна была их помощь, чтобы незаметно уйти. Для них это было нечто вроде развлечения, и они с пониманием отнеслись к моему желанию. По крайней мере мне казалось тогда, что с пониманием.