При виде Риса Элизабет онемела. Более страшного выражения лица она не видела.
— Пошел вон отсюда! — приказал Рис Мейсону тихим, полным угрозы голосом. Железная выдержка придавала его облику еще более грозный вид. — Убирайся, пока я не прикончил тебя на месте!
Холлоуэй бросил на Элизабет прощальный взгляд. Его смысл был ясен без слов: теперь жизнь Джереда в ее руках.
Мейсон молча направился к двери и, толкнув ее, вышел. Элизабет повернулась к Рису, догадываясь, как он злится на нее за эту тайную встречу с Мейсоном. Но худшее было впереди.
— Если Олдридж не мог иметь детей, — произнес он, — значит, Джеред — не его сын?
Элизабет накрыла волна страха. Он слышал их разговор! Он узнал правду о Джереде! Господи, почему она раньше не сказала ему? Почему ждала так долго?
Его пронзительные голубые глаза, казалось, прожигают ее насквозь.
— Как имя этого человека? — процедил он сквозь сжатые зубы. — Кто отец Джереда?
Но по выражению его лица она догадалась, что он знает ответ. Знал уже в тот момент, когда слова соскользнули с языка Мейсона. От слез у нее защипало в глазах. Рис приблизился к ней и с такой силой схватил за плечи, что она поморщилась.
— Кто он?
Элизабет взглянула в любимое лицо, и по ее щекам заструились слезы.
— Ты его отец. Джеред — твой сын.
На худой щеке Риса задергался мускул. Он так резко отпустил ее, что Элизабет чуть не упала.
— Ты носила под сердцем моего сына и вышла замуж за Эдмунда Холлоуэя? Ты носила моего сына и не сказала мне?
Вставший в горле ком мешал ей говорить. Она смочила пересохшие губы.
— Отец запретил мне говорить тебе об этом. Он хотел, чтобы я… вышла замуж за Олдриджа.
— Это что за женщина такая, что лишает мужчину его сына?
Обливаясь слезами, Элизабет покачала головой:
— Ты уезжал… уходил на войну. Я была беременная и без мужа. Я… я… боялась. — Она с трудом выговаривала слова. — Я не хотела рожать одна.
Рис непроизвольно сжал руки в кулаки.
— Ребенок был мой! Ребенок, которого ты носила, был мой!
Он с трудом сдерживался. Его лицо исказилось от ярости, и Элизабет впервые стало страшно. В памяти встал образ Эдмунда. Она почти ощутила на лице удары его кулаков.
— Мне… мне следовало быть сильнее, — пролепетала она. — Следовало поступить иначе. Но отец… отец убедил меня.
Рис подошел к ней вплотную и возвышался теперь над ней, как башня. Элизабет вздрогнула и попятилась. Рис, чтобы успокоиться, сделал глубокий вдох.
— Я не Эдмунд, Элизабет. Я ни разу не ударил женщину и не ударю. Что бы она ни сделала.
Элизабет всхлипнула:
— Я… я так виновата, Рис. Я сожалела об этом с первого дня замужества.