Как и жизнь мальчика.
В отличие от Элизабет Рис сомневался, что Мейсон не посмеет причинить зло ребенку, если это позволит ему завладеть богатством и титулом графа. С другой стороны, он не мог отмахнуться от проблем своего друга. Нужно было хотя бы выяснить, что с ним случилось.
Огромное поместье Элизабет раскинулось на сотнях акров разбросанных зеленых холмов с прудами, полными уток, и древними лесами, где в избытке хватало места для верховой езды. Поскольку при доме имелась конюшня, поддерживаемая в приличном состоянии, и десяток верховых лошадей, он послал Тимоти в Брайервуд, чтобы тот доставил его большого черного мерина по кличке Воин. Рис чувствовал, что уже давно пора снова сесть в седло. Без синяков, вероятно, не обойдется, но он твердо решил начать ездить верхом.
Экипаж остановился перед домом Трэвиса у края дороги. Опираясь на ненавистную трость, Рис выбрался наружу.
Рис обвел взглядом городской дом своего друга — трехэтажное кирпичное здание с белой окантовкой недалеко от Беркли-сквер. Для бывшего военного этот район был дорогим. Но он знал, что Трэвис унаследовал от матери-балерины значительную сумму денег.
По словам Трэвиса, — о чем он рассказал Рису, когда они вместе пропьянствовали всю ночь в таверне в Крыму, — Катарина Марколова происходила из царской семьи.
Проследовав за белоголовым дворецким в элегантную гостиную с бархатными шторами и богатыми рубиновыми диванами, Рис улыбнулся и подумал, что, возможно, Трэвис говорил правду.
Спустя несколько минут в гостиную вошел Трэвис. Сдвинув очки в золотой оправе на переносицу, он тщательно закрыл за собой дверь, чтобы никто не мог их услышать.
— Красивый дом, — похвалил Рис, протягивая другу руку. Они обменялись рукопожатиями. Пустой левый рукав служил Рису горьким напоминанием о том, что пришлось перенести из-за него Трэвису.
— Дом принадлежал моей матери, — пояснил Трэв. — Пока я служил в армии, я его сдавал. Перед возвращением я попросил своего адвоката уведомить об этом арендаторов, с тем чтобы они съехали.
Рис огляделся. Несколько женственное убранство интерьера не слишком вязалось с суровым обликом воина, каким был Трэвис Грир.
— Полагаю, нужно кое-что здесь изменить, — обронил Трэвис и, словно прочитав мысли Риса, провел рукой по русым волосам. — Хотя, возможно, жить здесь дальше мне не придется.
Рис расправил плечи.
— Ладно, думаю, тебе пора выложить мне все по порядку.
Трэвис кивнул.
— Хочешь бренди или еще чего-то?
— Нет, спасибо.
Рис сел на рубиновый диван, а Трэвис занял кресло напротив и вздохнул:
— Все началось с дневника. Ты помнишь, я вел его, когда мы дислоцировались в Крыму…