Из коридора потянуло сырыми, только что вымытыми полами.
— Что, молчать будем? — снова послышался голос капитана. — Зачем дыра, тебя спрашивают!
— По ягоды лазил, — ответил после молчания Колька.
— Что у вас, своих ягод нет? — поинтересовался следователь.
— Нет.
— А вчера к нам женщина приходила, твоя мать, кажется... Так она говорила, что у вас у самих ягод много.
— Это не мать приходила.
— Ну не все ли равно! Главное, что у вас у самих есть ягоды.
— Таких нету.
— Каких «таких»?
— А дикого тополя.
— Что это еще за дикий тополь?
Но Колька вдруг опять замолчал.
— Да врет он все, зубы нам заговаривает! — взорвался вдруг капитан. — Ты вот что, пацан... ты эти свои штучки брось! Ты сразу нам говори: где спрятал деньги?!
— Не брал я их, — отвечал могильным голосом Колька.
— А кто же тогда их взял? Ну кто?!
— Откуда я знаю!
— Та-ак...
И снова за дверью стылая тишина.
— Господи! — судорожно вздохнула Софья, поднялась и приникла ухом к двери, прислушиваясь.
Дежурный взглянул на нее, но ничего не сказал.
— Нет, вы только поглядите на него! — нарушил тишину голос капитана. — Такой сопляк — и еще изворачивается! — произнес он удивленно. И назидательным голосом продолжал: — Ты у кого украл? У своих же родных, вот у кого! Ты эти денежки прикарманил, думаешь сам поживиться, велосипед себе завести, а родным твоим вот уже месяц как кушать нечего!..
— И н-ничего я не прятал! — ответил рвущимся голосом Колька.
— Ага, не прятал, — как бы согласился капитан. — Значит, все-таки не хочешь по-хорошему? Хочешь, чтобы мы к вам с обыском пришли?! И придем, ты не думай! Понял? И найдем эти деньги! Найдем за милую душу, если будешь упорствовать! Только тогда уж на нас не пеняй, судить-тебя будем, понял? Судить, как преступника!.. Ты лучше сам эти деньги верни. И вот тебе срок: чтобы завтра же утром они вот на этом столе лежали!
— Да не брал я их! — вдруг захлебнулся, затрясся в рыданиях Колька. И принялся с отчаянием выкрикивать: — Не брал!.. Не брал!.. Не брал!..
Софья обернулась, беспомощно взглянула на брата. «Ну можно ли так с ребенком?!» — говорили ее налитые страданием глаза.
Петр Петрович отвел свой взгляд в сторону.
Василий Гаврилович сидел с плотно сомкнутыми губами. На лице его стыло ждущее, напряженное выражение, словно идти на допрос была сейчас его очередь.
Но вот дверь распахнулась снова, и в створе ее показался взъерошенный капитан.
— Следующий! — снова выкрикнул он, напрягая голос.
Следующей оказалась старушка. За нею скопилось еще несколько посетителей. Старушка прошла. А из-за спины капитана вышел заикающийся Колька. Плакать больше он был не в силах, а только нервно икал, сотрясаясь всем своим худеньким телом от пережитого волнения.