— Это ты?!
А то кто же! Конечно, это был я.
— Как ты меня напугал! — еле переводя дыхание, произнесла Зинаида. — Я за тобой ведь бежала от самой станции: он это, думаю, или не он?.. Чего это ты всю дорогу летел от меня, как нахлестанный? Хотела окликнуть, да кто его знает, вдруг кто чужой окажется...
Я стоял и молчал. Потом сердито спросил:
— А Валерку оставила с кем?
— Отвела к тете Поле. Я ведь ненадолго отлучалась, только до магазина.
— Черт знает... Бегаешь, носишься как сумасшедшая, а ребенка бросаешь!..
И отвел на своей «половине».душу, сорвал на ней свою злость.
Дома жена говорит встревоженно:
— Слушай, что такое с тобой все последнее время творится?.. Какой-то ты стал не такой, на себя не похож...
— Кто не похож? Чего ты там мелешь?!
— Ну, нервный стал, раздражительный. От каждого шороха вздрагиваешь. По ночам вон вскакивать начал, как сумасшедший...
— И ничего я не вскакиваю и не вздрагиваю!
— Нет, вскакиваешь! И орешь к тому же еще во сне. Вчера вон Валерку опять разбудил... Может, невропатологу тебя показать? — спрашивает она озабоченно. — У нас в больнице есть чудесная тетя. Хочешь, завтра же сходим к ней... Ну чего ты молчишь?
«Молчишь»! А что я ей скажу? Как объясню? Ведь правду сказать все равно не смогу. Не могу, да и только. Ни единому человеку на свете. Даже ей, собственной жене. Потому что уж слишком позорна и унизительна для меня та правда, которую, как наказанье, ношу я в себе вот уже столько дней и которая мучит меня, преследует ежеминутно, не дает мне покоя ни ночью, ни днем.
...Жена и Валерка давно уже спали, а я все лежал. Лежал, глядел в потолок и мучился.
Нет, надо все-таки брать себя в руки.
К черту!
...А ведь, собственно, что я знаю об урках, с какой стороны мне известен этот преступный мир? Правда, кое-что порассказал Василий Андреевич, но сам я столкнулся с ним, с этим миром, впервые и только однажды, причем лишь с одним его представителем.
Впрочем, нет, не однажды. Была у меня еще одна встреча. Встреча, так сказать, не прямая, а косвенная.
В тот год я закончил десятилетку и осенью должен был призываться в армию. На лето мать отправила меня к тетке, на Волгу: чтоб отдохнул перед службой, поправился, а скорее всего, чтобы не мозолил им с отчимом глаза.
Как-то тетка попросила меня съездить с нею за Волгу, помочь напилить дров на зиму.
С работой управились скоро, сложили плахи в «костер». Тетка с пилой на плече отправилась к перевозу, а я пошел побродить по лесу в надежде на белые грибы.
Вот тогда-то я и увидел впервые тот крест на дереве. Крест был вырублен топором в толстой коре сосны, что стояла на обочине дороги. Он был еще свеж и весь, как слезами, затек янтарными каплями смолы.