Ляпнул — не думал, что дело так обернется. Думал я, Маня и Жорка подхватят и сами начнут костерить этого мямлю. Но оба вдруг замолчали, и наступила такая неловкая тишина, будто сморозил я бог весть какую глупость.
Маня — та отвернулась демонстративно, отправилась на кровать. А Жорка с кривой ухмылочкой поморгал своими медвежьими глазками, вздохнул глубоко и сказал, что тут не так-то все просто, как может мне показаться, что тут без поллитры не разберешься. А уж коли я за квартиру деньги принес, то деньги эти нужно обмыть, и немедля.
Я думал, он это в шутку. А Жорка полез за шкаф, вынул оттуда и стукнул на стол бутылку.
— Один не осилю, завтра с утра на работу. Ну, а вдвоем мы ее, болезную, глядишь, и уговорим.
Он коротко этак заржал, подмигнул на бутылку — и Мане:
— Сходи-ка огурчиков нам притащи...
— Подите вы к черту! — окрысилась Маня.
— Ну ладно, ладно, — стал урезонивать ее Жорка. — Ша! Сам схожу принесу...
Вот от него-то я и услышал эту историю.
...Стояло лето сорок первого года.
Они отстаивали ту высотку где-то под Андреаполем ровно четырнадцать суток.
Четырнадцать суток подряд за спинами их подымалось и начинало припекать затылки солнце. Потом над окопами зависал немецкий «костыль». «Костыль» улетал, и вскоре окопы принималась долбить немецкая артиллерия, — там и тут по склонам высоты вырастали черные кусты разрывов.
От гари и дыма чернел и мутился воздух, тряслась под ногами, ходила земля. Сквозь копоть и дым разрывов тускло светило солнце. Пахло сгоревшим толом, окалиной...
Потом траншеи принимались утюжить немецкие пикировщики. Порою они опускались настолько низко, что запах бензина бил в ноздри и в лица бойцов ударяли горячие струи воздуха.
Тотчас же после артподготовки и обработки линии обороны с воздуха на равнине перед высоткой появлялись пьяные гитлеровцы. В атаку шли без мундиров, в одних нательных рубахах, с рукавами, закатанными до локтей.
Бойцы, оглушенные, полуослепшие, подымали головы из окопов и, сплевывая набившийся в рот песок, готовились к отражению атаки. Лязгали винтовочные затворы, линия обороны оживала, принималась огрызаться пулеметными очередями, неровным перемежающимся треском винтовочных выстрелов. Цепи гитлеровцев замедляли движение, залегали и принимались отстреливаться...
Иногда, после жиденькой артподготовки, наши бойцы поднимались в контратаку. Слышались команды «вперед!», красноармейцы выскакивали на бруствер и с винтовками наперевес кидались в штыковую на противника...
Днем отбивали атаки, по ночам приводили себя в порядок — отправляли раненых в тыл, хоронили убитых, выравнивали обрушенные окопы, копали новые.