Гуськов начинал готовиться к такой поездке задолго. Делал блесны, заготавливал снасточки, постоянно что-то подтачивал, проверял, заменял. Он ждал этой поры весь год. И хотя не отказывал себе в удовольствии ездить и на летнюю и на зимнюю рыбалки, но в этой осенней, последней, когда среди разлива желтых берез по берегам водоема факелами пылали молоденькие осинки и клены, рубиново кровенели спелые кисти рябин, а вечерами на сожженном закатом небе хлопьями горелой бумаги метались галочьи стаи, предвестницы близких холодов, — в этом была особая прелесть, ни с чем не сравнимая.
В эту пору ему здесь нравилось все, начиная от стынущей темной, с металлическим блеском воды и кончая крепкими красивыми домами раскинувшегося по крутому берегу старинного торгового села, где находился Дом рыбака.
...В пятницу к вечеру Гуськов с рюкзаком за плечами уже толкался у пригородных касс. Купил билет и, поскрипывая протезом, опираясь на палку, направился к поезду.
Вагоны были тесно набиты рыбаками — верный признак, что и судак и щука «пошли». С трудом отыскав свободное место, Гуськов запихал на полку тяжелый, с двухдневным запасом харчей рюкзак, сел и осторожно, чтоб не потревожить соседей, вытянул ногу с протезом. Сидел, поглядывая вокруг, прислушиваясь к разговорам...
Лицо одного из рыбаков показалось Гуськову знакомым, но где он мог видеть его, припомнить никак не мог.
Скоро в вагоне не только сидеть, но и стоять стало тесно. А возбужденные рыбаки все лезли и лезли. Но вот поезд тронулся, застучал колесами, и все в вагоне понемногу успокоилось, утряслось...
Гуськов был доволен, что догадался прийти пораньше и теперь не стоял в проходе. Вот только не давала покоя мысль, как все уладится там, на месте. Дом рыбака маленький, коек на всех не хватит, это уж точно. Правда, переночевать можно у кого-нибудь и в селе, пустят, но вот лодки может и не достаться. А без лодки делать там нечего, хоть возвращайся домой...