– Барышня, вы исколете свои ручки!
– Ничего, – отмахнулась я, – зато не надо будет переделывать.
Наверное, она считала, что держать иголку в руках аристократке не положено, но я, между прочим, неплохо вышивала гладью картины, которые сама же и наносила на холстину.
У меня даже была шутка насчет того, что, когда выяснится мое неблагоприятное финансовое положение, мы продадим наш дом в Петербурге, купим маленький домик на окраине, и я буду вышивать для богатых дам всевозможные панно, Амвросий станет их продавать, и так мы сможем с ним существовать.
– Не приведи Господь, барышня! – ужасался дворецкий и быстро крестился при этом.
Так что напрасно Егоровна боялась за мои белы ручки. Они уже достаточно исколоты иголками, чтобы о них сожалеть.
Через некоторое время передо мной опять возник Зимин. Некоторое время он стоял и смотрел, как ходит в моих руках иголка. Может, я своим видом напоминала ему какую-нибудь пасторальную картину?
Что-то поручик не весел. Надо понимать, никаких документов он пока не нашел. Еще бы! Я ведь не размахиваю перед ним картой того места в саду, где спрятан клад, а без меня он вряд ли его найдет, перекопай хоть все вокруг!
– Как дела у Сашки? – поинтересовалась я, ни словом не обмолвившись о его поисках. – Могу я его навестить? А то мужчины так усиленно загораживали его от меня своими мускулистыми фигурами, что я не успела бедному парню и слова сказать. Уже известно, что с ним случилось?
– Известно. – Поручик присел на стул, который как раз перед тем внесли в комнату слуги. – Он сразу понял, что в доме неладно, и попытался поднять бунт среди крепостных. К сожалению, на такой случай Осип оставил одного из своих ватажников в людской на заднем дворе, и, пока ваш Сашка уговаривал остальных, он сбегал в господский дом и привел с собой крепких парней, которые как следует разобрались с вашим слугой. Ничего, все до свадьбы заживет.
– Могу я его навестить? – пришлось повторить мне, потому что первый вопрос Зимин проигнорировал.
– Он спит. Джим где-то взял опий и дал ему. И знаете, я подумал: если он доктор, почему этого стесняется, если нет, почему в его саквояже имеется опий?
Последнюю фразу Зимин пробурчал себе под нос, но я услышала и удивленно на него оглянулась.
– Вы разговариваете сами с собой?
– Не обращайте внимания, – отмахнулся он. – Говорят, скоро будет обед?
– По крайней мере меня уверило в этом некое худосочное существо по имени Эмилия, – проговорила я с нечаянным раздражением.
Слишком много в моем доме происходило такого, о чем я даже не представляла. И понятное дело, не была готова. Точнее, все получилось совсем не так, как представлялось мне, когда я жила в Петербурге.