Я не должна была плакать. Мне нужно было знать, кто из них был настоящим другом Джулии. Мне хотелось избавиться от тех, кто проявлял фальшь по отношению к ней или когда-то как-то навредил ей. А если Святой дух не захочет, чтобы кто-то встал и сказал несколько действительно теплых слов, подумала я. Тогда последует поток словесной лжи. Вдруг я захотела, чтобы все они убирались отсюда. Затем я принялась размышлять о холодном металле и стекле, которые убили Джулию. Мысленно я произносила «металл» и «стекло». Но между этими словами зияла полоса мертвой тишины, и с неба, казалось, вот-вот посыпятся камни.
В комнате стало удивительно тихо, даже стихли рыдания и перестали шаркать ногами. Тревор Блейк выпрямился и смотрел себе под ноги. Где-то в глубине комнаты кто-то откашлялся. Одна леди-квакерша встала.
— Я бы вот что хотела сказать… — начала она.
В комнате послышался гул отодвигаемых стульев, зашелестела одежда. Она спасла положение.
— Когда мне бывает грустно, — продолжала леди, — я всегда готовлю себе чашку крепкого чая, выпиваю его и мне становится легче на душе.
Она всем ласково улыбнулась и села на место.
Миссис Кларк снова начала рыдать, но гораздо сильнее, чем раньше.
— Я хочу посмотреть на нее, пока еще не поздно, — сказала я отцу на ухо. Он быстро обнял меня. Его рука была такой теплой. — Она была вчера красивой? Она все еще красивая? — спросила я отца.
Тревор Блейк встал. Открыл рот. Мишель опять склонился вперед, он пожирал его глазами. Убирайся, подумала я. Ты ее не стоил. Тревор Блейк снова открыл рот, пошевелил губами и сел, не сказав ни слова.
Я была благодарна Святому духу за его солидарность. Но у меня тоже не было слов. Я нащупала листок бумаги у себя в кармане. Нет, я не способна произнести ни одного слова.
Не было слов, но были мы и Бог. Бог излучал несказанный свет, он был гораздо ярче солнца.
Прошло еще некоторое время, прежде чем мы поднялись. У выхода столпилась толпа. Тревор Блейк опять встал у выхода и мешал людям выходить. Потом мы оказались на улице, кто-то подал машины, мы сели в одну из них и поехали по направлению к Голдерз-Грин. Там гроб скользнул по рельсам в маленькое отверстие в печи. Только потом я узнала, что евреев не положено кремировать.
Я приехала в дом Джулии, где меня ожидали доктор Эмери и мистер Леон. Они были в гостиной на первом этаже. Я поднялась наверх с яркими флюоресцирующими зелеными ярлычками. Я должна была прикрепить их к тем вещам, которые хотела отдать на хранение. Те мелкие вещи, которые я собиралась взять с собой в Париж, я должна была оставить наверху лестницы, и мистер Леон отправит их в гостиницу.