Американцы были совершенно другими. Приезжали мужчины, знавшие Джулию еще в юности в Нью-Йорке, «до всех этих европейских дел». Были богатые матроны, посещавшие вместе с ней школу. Они казались мне такими допотопными из-за своих традиционных светлых крашеных волос и бежевых туфель. Эти ее сверстницы выглядели гораздо старше Джулии!
Они останавливались в больших отелях и приглашали меня на бокал вина. Им хотелось выплакаться, и, еще не сделав первого глотка, они заливались слезами, а потом и я тоже начинала плакать.
— Так рано, — говорили они. Миссис Поумренд, лучшая подруга Джулии, когда они были подростками, открыла свою коричневую сумочку из кожи ящерицы и дала мне стодолларовую бумажку. Я попыталась вернуть ее назад.
— Мне не нужно, — объяснила я.
— Я хочу это сделать ради Джулии, — сказала миссис Поумренд. — Пожалуйста, купите себе что-нибудь!
Я посмотрела на другие столики в баре отеля, там сидели выхоленные проститутки, с зачесанными назад волосами и хорошо одетые. Они сидели в компании с лысыми потертыми мужчинами в ярких галстуках. Миссис Поумренд прижала к глазам платок, я тоже плакала. Я убрала ее деньги. Сто долларов за мои слезы. Мне казалось, что проститутки получали свои деньги за более достойное и менее болезненное занятие. Я плакала, сочувствуя убитой горем миссис Поумренд…
Гораздо легче быть в роли девушки по вызову, чем рыдать по заказу незнакомого мне человека. Для любых незнакомых мне людей из прошлого Джулии. Мне нравилась идея стать такой красивой, что кто-то захочет купить твою любовь. Но мне хотелось бы, чтобы меня купил знаток, а не случайный покупатель, скинувший семейное бремя всего на несколько дней.
Множество американцев приезжали поздней весной и в конце лета, они расспрашивали меня о подробностях смерти Джулии и что делает теперь Тревор Блейк, что случилось с домом. Они спрашивали насчет отца, и, когда я отвечала, что с ним все в порядке, у них на лицах появлялось понимающее скептическое выражение. Я получила еще сотню долларов от пары, которая приехала из Флориды. Мне стало казаться, что траур может стать неприятно прибыльным.
— Ваша тетка любила Лондон, но ей следовало бы вернуться домой, — обычно говорили все они мне.
Я возвращалась домой после этих визитов обессиленная и ложилась, обняв подушки из дома Джулии, переехавшие сначала в квартиру отца и потом ко мне.
6
За неделю до годовщины смерти Джулии я послала в лондонскую «Таймс» объявление и оплаченный заказ на этот номер газеты. Объявление было следующего содержания: «Дж. Э. С любовью и памятью». Вот все, что я осмелилась написать, и без всякой подписи. Мне хотелось, чтобы вспоминали ее, а не меня. Если кто-то из ее друзей прочтет газету в этот день, они все поймут, и, может, подумают: кто же вспомнил о ней раньше их? Двадцать седьмого января был жуткий черный день, из-за тумана был закрыт аэропорт, и газеты не прибыли из Лондона. Я узнала это в первом же газетном киоске, и была очень расстроена. Может, попозже днем, сказала мне продавщица, глядя в небо.