Крамаренко быстро записал на клочке бумаги несколько цифр, положил её в тумбочку и опечатал печатью. Дежурный ушёл спать, а я с дурацким энтузиазмом приступил к заданию. Уже через пять минут, поравнялся с тумбочкой и остановился, услышав голос Комиссарова: — Боря, стой! Хорош хернёй заниматься.
— Ты чёго, Юра? Мерить надо…
— На хера? Тебя Тетенов несправедливо наказал и ты чего тогда корячишься? Давай сейчас тумбочку вынесем на лестничную площадку. Пластилин замёрзнет, я лезвием аккуратно срезаю понизу. Глядим бумажку, и в тепле осторожно приделываем печать обратно. Ты ложишься спать, через час я тебя толкаю, ты докладываешь Крамаренко и спокойно спишь до утра. Пошли они на хрен…
— Не… Юра, я так не привык. Да и самому, как это не парадоксально — интересно.
— Ну и дурак ты, Боря.
Через полтора часа закончил первый проход и разбудил Крамаренко: — Товарищ сержант, одна тысяча восемьсот пятнадцать спичек.
Сержант помолчал с полминуты, потом веско изрёк: — Неправильно. Меряй дальше, — и снова упал на кровать.
— Так, ладно, — я взял карандаш и начал заново считать: прикладывал спичку, карандашом проводил черту, прикладывал спичку и опять чиркал черту. Через два часа я снова толкнул сержанта — Одна тысяча семьсот семьдесят семь спичек.
— Неееак, меряй — и кувыркнулся на подушку.
— Ну уж нет, — мерить я не стал, а без пятнадцати шесть Крамаренко, отлепив печать, достал бумажку и сунул мне.
— На, читай, чтобы не думал что я тебя наё….ал.
На бумажке было выведено — 1766.
Перед занятиями меня в сторону отвёл Бушмелев.
— Ты ночью не спал?
— Так точно.
— Тетенов?
— Так точно.
— За что?
— Товарищ старший сержант, разрешите не докладывать, а то опять крайним окажусь.
Бушмелев усмехнулся: — И не надо, сам узнаю. А ты, Цеханович, крепись. Недельки две осталось.
Я резко вскинул голову: — Не понял? Вы что меня в другое подразделение собрались переводить? Так я не согласен.
Замкомвзвод многозначительно рассмеялся: — Да никто тебя никуда не собирается переводить, но через три недели тебя ждёт приятный сюрприз. Да и Тетенова тоже — только уже неприятный. А пока крепись.
До Германии осталось 96 дней.
Праздник 23 февраля вчера прошёл нормально. Даже можно сказать отлично. Впервые за всё время нас не дёргали ни на какие работы, поэтому я успел посмотреть днём в коридоре учебного центра художественный фильм про гражданскую жизнь. За эти три месяца до того втянулся в военную жизнь в учебке, что было даже странно наблюдать на экране свободную жизнь молодёжи, когда можно запросто поваляться на диване, а после спокойно встать и пойти в одиночку, без песни, вольным шагом на дискотеку или свидание с девушкой. Самое странное, что я даже не завидовал киношным героям, а с некоторым злорадством, примеривая армейскую жизнь к положительным героям фильма, констатируя, что многие из них просто не потянут её и будут здесь вечными лохами. Своя, собственная гражданская жизнь давно забылась и была спрятана в непознанных глубинах мозга. Так, иной раз прорывалась яркими картинками воспоминаний и также без сожаления там же и пропадала. Я уже был солдатом и жизнь свою твёрдо решил посвятить тому же — нелёгкому, порой неблагодарному военному труду.