Маленький квадратный домик, метра три на три, построен специально для этого, чтобы быть тюрьмой, то есть состоит из одной только камеры, дверь которой открывается прямо на маленькую деревенскую площадь. Стены толстенные, на двери огромный засов с амбарным замком, наподобие наковаленки. Крошечное оконце с огромными стальными прутьями, и Поло красуется за ними, вцепившись в эти прутья, ржет.
Полукруг баб его подбадривает и сильно жалеет, стоит гвалт, как в курятнике. Все принесли ему по какому-нибудь подарочку: семечки, совсем чистый носовой платок, газет для сортира, две сигареты, пюре, три таблетки от горла, лезвие бритвы, кожаный ремень, чернильный карандаш и белую бумагу, очень красивую пуговку из синтетического перламутра, порцию сахара… А он там, толстая сволочь, кайфует и нежится. Говорит, что крестьянка из соседней деревни приходила к нему тайком и принесла здоровый кусок шоколадного торта, который он весь слопал, а потом была еще дама, так та принесла ему две толстых сосиски с кислой капустой и котлетки из овсяных хлопьев, и что он все это тоже слопал, правда почти через силу. Ах да, а одна девушка, краснея, принесла ему прохладного пива, но он уже все выпил. Ну, просто бедняга! Он срыгнул.
Является Галифе, вместе с ним, жестикулируя, идет стрелочник. Галифе отвечает за поведение своих людей. Вот этот — вор. То, что он натворил, — серьезно. Стрелочник составил протокол. Его долг — предупредить органы в Пренцлау, районном центре, чтобы Поло отвезли туда, где его будут судить.
Галифе объясняет ему, что картошка-то все равно, правда ведь, кому она достанется очень скоро, да и вагон вместе с ней, да и вокзал с вагоном, правда же? Стрелочник говорит, что это не его дело, а закон есть закон, сейчас пока действует закон Третьего Рейха, он-то, вообще, только это и знает. А потом, послушайте, не называется ли это пораженческими речами, то, к чему вы здесь клоните?
Дело пахнет керосином. Пикамиль мне говорит:
— Где она, справка?
— Какая справка?
— Да писулька, та самая, ну ты же сам знаешь, бумага, которую дал нам тот фриц в Берлине, когда мы спасли ему дом от пожара! Там сказано, что Поль Пикамиль и Франц Кауана, рискуя жизнью в разгар бомбежки, спасли жизнь нескольких граждан Рейха и сохранили немецкое имущество.
— И правда! Это может разжалобить старого мудака. Мы же герои, а как же!
— Ну так беги за ней!
— А где она?
— В моей сумке, сам найдешь!
Через пять минут я приношу бумажку не первой свежести, но вполне убедительную. Галифе протягивает ее стрелочнику, на лице которого взволнованность спорит с недоумением. Взволнованность, наконец, побеждает, он ковыряется в чреве своего геройского амбарного замка, освобождает засов от замочной личины и открывает массивную дубовую дверь. В дверном проеме появляется Пикамиль. Бабы кричат: «Ур-ра!» Галифе жмет руки Пикамиля, жмет руки мне, говорит нам, что мы замечательно поступили, — Ja, sehr edelmütig! Kavallier! А потом говорит Пикамилю, чтобы тот больше не валял дурака. Пикамиль мне сообщает, что он бы не прочь был еще остаться денек-два лишних, чтобы получше познакомиться с этими великодушными дамами. У одной девчушки была рыжая коса, веснушки, и она вкусно пахла рыжеволосой.