.
Я уже слышал, что есть такие, но не представлял себе, что это настолько страшно. Огромные трубы, связанные в пучок. И этим пучком они запускают огромные ракеты. Поэтому и ревет, вместо того чтобы давать звук пушечного выстрела, — потому, что ракеты.
Мария произносит:
— «Катюша».
Причем здесь «Катюша»? Что ей сейчас, петь захотелось? Да нет, не это! Она объясняет мне, что русские называют это оружие «Катюша», как песню, ну да, конечно! Ведь русачок изобрел.
Так вот оно что. Если я правильно понял, чудодейственный принцип панцерфауста был открыт повсюду одновременно. Но русские придали ему сказочные размеры. Считаю даже разумным предположить, что америкашки наверняка не остались в хвосте в этой области, а может, они и вообще, впереди всех?
Спектакль, как говорят в Шатле, устрашающий и грандиозный. Шагаем мы в центре идеального круга из пламени. На каждое попадание откликается всполох пожара. Перед нами, одно за другим, загораются деревья, фермы, деревни, поселки. Все превратилось в гигантский пожар. А ни одного самолета в небе!
Тем временем клещи неумолимо смыкаются. Две их огненных ветви сдвигаются с полной симметрией. Теперь доносится сплошной фоновый шум, как будто десятки товарных поездов мчатся одновременно, — танки!
* * *
Шагаем. Толпа вокруг нас молчит, подавленная. Мы проходим через опустошенные деревни, одни дома полыхают высоким и стойким пламенем, другие превратились в обугленные култышки, все еще красные от пожара. Но заря, которая скоро взойдет, откроет нам разрушений гораздо меньше, чем можно было себе представить. Русачки поливали напропалую, транжиря с радостью боеприпасы, не слишком заботясь о точности попаданий. И потом, была ведь ночь!
Мы достигли пригородов довольно крупного города Нойбранденбурга. Да, здесь-то они насыпали сполна. Город, как видно, прошел сквозь войну почти нетронутым, совсем спокойным, в заброшенном уголке Померании, и вдруг сейчас, за одну ночь, он превратился в груду развалин, таких же, как те, что мне были так хорошо знакомы.
Когда мы покидаем Нойбранденбург, день наступил уже окончательно. На выходе из города дорога пересекает речушку. Мост. Не разрушен, никто его не охраняет. Немного подальше опять обгоняем мы тех итальянцев. Они остановились, сгрудившись вокруг чего-то на краю дороги, и оживленно спорят. Хочется и нам на это взглянуть. Это корова. Несчастная корова, оставленная здесь, на своем лугу, страдая от распираемого молоком вымени, прорвала корова проволочную изгородь и умоляет кого угодно, чтобы смилостивился и подоил, и вот уже завалилась в кювет, полный воды, завязла в нем, и двигаться больше не может, только мычит от страха.