Может, завтра они с Эльвирой помирятся – и то, что в эту ночь кажется трагедией всей жизни, уйдет в прошлое как досадное недоразумение. Но сейчас ему больно, и все, кто не спит, слышат эту боль.
Правда никто, кроме одного непочтительного подданного, не услышал, как позорно его высочество слажал в четырнадцатом такте и как он смазывает фиоритуры, слишком сложные для барда-недоучки.
«Да заткнись же ты, гад, не рви душу, без тебя тошно! – с тоской подумал Кантор, отвлекаясь от печальных раздумий. – Для того ли я эту песню написал, чтобы ты ее похабил вот таким образом? Неужели нельзя страдать потише!»
Сказать, что Кантору было плохо, – это ничего не сказать. Все было намного хуже, но более точного слова для определения своего душевного состояния он в тот момент не нашел. Проснулся молодой человек почему-то на коврике в обнимку с Шариком, а какие демоны его понесли спать к Мафею, не помнил. То ли придворный мистик непонятно какой дряни намешал в свою микстуру, то ли пациент так хотел спать, что на ходу задремал и добрался до коврика уже в бессознательном состоянии.
Мафея дома не было. Оставленная на столе записка умоляла никуда не уходить до его возвращения или до возвращения короля. Кантору было по большому счету начхать на эту записку, но не хотелось опять шляться среди ночи по дворцу и натыкаться на начальство, пусть даже он был безукоризненно трезв. Спать тоже не хотелось, хотя действие успокоительной микстуры еще не совсем закончилось. Скорей всего, какое-то воздействие еще осталось, так как мистралиец чувствовал себя таким спокойным и рассудительным, что самому было странно. Итак, решив никуда не ходить и хоть раз в жизни поступить так, как его просят, Кантор уселся на подоконник и от нечего делать задумался о прожитом дне под аккомпанемент музыкальных страданий товарища Пассионарио. Внутренний голос, который тоже выспался и желал пообщаться, усердно помогал хозяину анализировать свое поведение, хотя его никто об этом не просил. И вообще, Кантор предпочел бы, чтобы этот язвительный комментатор заткнулся и помалкивал.
Итоги дня не были утешительными. Приказ «не позорить партию» не выполнен, поскольку партию товарищ опозорил, как только мог. Во-первых, набитие лица мэтру Варгису не ускользнуло от внимания господина Флавиуса. Даже если никаких дисциплинарных мер за такие проступки не предусмотрено, репутация товарища Кантора как скандалиста и антиобщественного типа в очередной раз подтвердилась. Теперь не только соратники, а и все соседние королевства будут знать, что сей товарищ – агрессивный и невоспитанный псих без малейших признаков чувства юмора. Одно утешение – у потерпевшего с чувством юмора тоже явные проблемы.