Если до места работы было недалеко, то гоняли пешком, если далеко — везли в товарном вагоне. Двое, заявившие, что они больны, могли оставаться в бараке. «Болели» пленные по очереди, давая отдых наиболее обессилевшим. Нередко наша команда делилась на более мелкие группы, которые работали под охраной одного-двух вахманов. Еще большее удивление вызвал тот факт, что вместе с нами работали гастарбайтеры из других стран: поляки, чехи, румыны, даже один итальянец. Причем многие из них приехали на работу в Германии еще до войны, да так и остались работать на частную немецкую фирму. После войны, когда страны восточной Европы окажутся за «железным занавесом», сбудутся ночные кошмары всех нацистов и их место займут турки и арабы. Экономика Германии всегда нуждается в дешевой рабочей силе.
Работа начиналась и заканчивалась по свистку мастера, пожилого фрица, носившего в петлице значок с шестеренкой и свастикой. Мастер был сух и требователен со всеми, и с пленными, и с гастарбайтерами. Никому не доверяя, проверял уплотнение щебенки под шпалами ударом острой кирки. Мастера побаивались, поскольку по его жалобе запросто могли отправить обратно в лагерь, чего никому не хотелось. Помощником мастера называли молодого здоровенного немца, не попавшего в армию только по причине умственной отсталости. Но он был немец, поэтому, несмотря на тупость, считался помощником мастера. Пленных он люто ненавидел, постоянно нас задирал и, если бы ему дали в руки оружие, то не сомневаюсь, первым делом он перестрелял всех нас.
Работа наша заключалась в ремонте железнодорожных путей и насыпи. Мы таскали тяжелые, пропитанные шпалы, грузили и разгружали гранитную щебенку. Наиболее тяжело было переносить железными цангами стальные рельсы. Неподалеку, где-нибудь на возвышенности располагался «зихерпост» — старый немец-железнодорожник с рожком. При приближении поезда он дул в свой рожок, по этому сигналу мы прекращали работу и убирались с насыпи.
По возвращении в барак нас обыскивали, но не очень тщательно, поэтому пленные всегда протаскивали в барак относительно свежую газету, выброшенную из проходящего поезда. Если отбросить пропагандистскую шелуху, то немецкая пресса довольно точно давала положение на фронте, а среди пленных один, носивший кличку «Саратовский», неплохо говорил по-немецки и мог читать. До войны он жил среди поволожских немцев, там и научился. В плену, работая наравне со всеми, он выполнял функции переводчика, а мы благодаря ему были в курсе текущих дел.
Между тем, к концу третьего дня у меня уже сложились первоначальные наметки плана побега. Их я изложил Хватову, когда вечером после работы мы уединились в уборной.