Эдгар повернулся к военному:
— Что это у нее на лице?
— Краска?
— Да. Я видел такую же и у женщин на причале. Но у тех были другие рисунки. Очень необычно...
— Это называется у них танакха. Пудра, которую получают из молотого сандала. Почти все женщины покрывают ею лицо. И даже многие мужчины. Детей они тоже обсыпают такой пудрой.
— Зачем?
— Говорят, защита от солнца, и к тому же это считается красивым. Мы называем это бирманскими белилами. Вы не задумывались, зачем английские женщины пудрят лицо?
Но тут экипаж резко остановился. Снаружи послышались громкие голоса.
— Мы уже приехали?
— Нет, еще довольно далеко. Не знаю, почему мы остановились. Подождите, я погляжу, — военный открыл дверцу и высунулся наружу, но тут же вернулся на свое место.
— Что-нибудь случилось?
— Дорожное происшествие. Взгляните сами. Это вечная проблема узких улиц. Дорогу к пагоде Зуле сегодня ремонтируют, поэтому нам пришлось ехать здесь. Видимо, несколько минут придется постоять. Можете выйти и посмотреть, если хотите.
Эдгар высунул голову в окошко. На улице впереди них среди россыпи зеленой чечевицы, рядом с двумя опрокинувшимися корзинами, посреди дороги валялся велосипед. Какой-то мужчина, по всей видимости хозяин велосипеда, склонился над своим разбитым коленом, а слуга, несший чечевицу, худой индус в белом, лихорадочно пытался спасти хотя бы часть своего груза, еще не втоптанную в уличную грязь. Ни один из них не казался особо рассерженным, а вокруг них уже собралась изрядная толпа, изо всех сил демонстрирующая готовность помочь, но на самом деле преимущественно наслаждающаяся бесплатным зрелищем. Эдгар вышел из экипажа.
Улица действительно была узкой, по ее сторонам тянулись фасады домов, похожие на то, что Эдгар уже видел. Перед каждым домом, поднимаясь на три – четыре фута над уровнем тротуара, крутые ступеньки вели в маленькие патио, сейчас они были запружены зеваками. На мужчинах были свободно повязанные тюрбаны и длинные полотняные юбки, обернутые вокруг талии, кусок материи был пропущен между ног и заткнут сзади за пояс. Тюрбаны отличались от тех, что были на головах сикхских солдат. Вспомнив путевые заметки о Бирме, Эдгар понял, что это, должно быть, и есть гаунг-баунг, а юбки — то, что называют пасхоу. На женщинах были похожие, но более свободные юбки, называвшиеся по-другому, — тхамейн, странные слова, которые как будто не проговаривались, а выдыхались. Лица у всех были покрыты сандаловой пудрой, у некоторых на щеках были нанесены параллельно друг другу тонкие полосы, у других нарисованы круги, как у той женщины, которую Эдгар видел в экипаже, у третьих — от переносицы завитки и линии. Темнокожие женщины благодаря такой раскраске выглядели таинственно, чем-то походя на привидения. Губы у некоторых были накрашены красной помадой, что в сочетании с белой танакха производило несколько карикатурное впечатление. Было в этом что-то волнующее, хотя, что именно, Эдгар не мог определить точно. Однако, когда первое впечатление немного сгладилось, он написал Кэтрин, что неприятным это не выглядит. «Вероятно, не слишком привычно для британца, — писал он, — но тем не менее красиво». А затем он добавил: «Этим можно любоваться, как произведением искусства», особо выделив эти слова. Не нужно было давать повод к неверному истолкованию.