Робби подумала и согласилась:
— Ну ладно. Наверное, это никому не повредит. Но почему ты говоришь — его?
— Потому что мы почти наверняка знаем, кто это.
— Серьезно?
— Мы считаем, это Эдвард Крокер, бывший хозяин дома. В доме висит его изображение точно в таком же наряде. Тебе не кажется, что это довольно весомое доказательство?
— Ага. За исключением одной незначительной детали.
— Какой?
— Ваш приятель — женщина.
— ЧТО? Откуда ты знаешь?
— Оттуда, что мы его осмотрели.
— И ты уверена?
— Конечно, уверена, я же сдавала анатомию. Это видно по бедренной кости.
Бренду новость не обрадовала.
— А чего это вы взялись осматривать бедренные кости моего скелета? И вообще, интересно мне знать, что вы там забыли, на складе?
— А это уж мое дело, — отрезала Робби. — Со временем узнаешь. Не только у тебя могут быть секреты.
В другой раз незадолго до дня рождения Бренда пытала бы Робби каленым железом, пока не выведала тайну, но сейчас голова у нее была забита более серьезными вещами. Ее беспокоило, как она скажет Мэгги, что Робби нашла скелет. Она ведь клялась и божилась, что Робби носа туда не кажет. Поразмыслив, Бренда пришла к выводу, что лучше вовсе ничего не говорить. Меньше знает — дольше проживет.
Тем временем на другом краю города Этель сидела в гостиной в своем лиловом велюровом домашнем костюме, с только что налитым стаканчиком напитка приличной крепости, и смотрела в окно на разгуливающих по двору голубей. Один из них — жирный, здоровый, раздутый донельзя — весь изворковался, отплясывая перед голубкой, и замучил ее до полусмерти. Типичная история. Прямо копия ее бывшего мужа, Эрла. Если бы она хоть немного верила в реинкарнацию, не поленилась бы выйти и прихлопнуть негодника чем-нибудь тяжелым.
После развода сукин сын Эрл просто-напросто исчез. Удрал и не прислал ей ни цента алиментов, ни даже захудалой открытки. Если бы не Хейзел, она не подняла бы двоих детей, не говоря уж о колледже.
Столько она вкалывала, чтобы они получили образование и имели возможность устроиться на хорошую работу, и в результате оба получились странными донельзя, и оба не работают. И теперь, в точности как безумная Дотти Фигг, слетевшая с катушек на почве индусов, ее детки талдычат, что у них духовные искания и они должны посвятить отпущенное им на земле время поискам «дороги к счастью». Опал, младшенькая, даже прислала ей книжицу. Мол, это самая глубокая книга из всех, что она читала. Для Этель все это звучало абсолютнейшей галиматьей. В ее время достаточно было посещать церковь по воскресеньям. А теперь все увлеклись новой дурацкой теорией или философией, да что за напасть такая, теперь каждый второй норовит написать что-то этакое. Прежде люди под заказ только писали книги, а нынче публикуй, пожалуйста, себя сам, у всех мракобесов непременно по книжке издано. Этель уже и сама подумывает, не написать ли книгу. У нее тоже есть философия. Даже название придумала: «Дураки и идиоты, которых я знала и за которыми была замужем». Ее мысль очень проста. С миром-то все в порядке, а вот с людьми… Они ничему не учатся, а снова и снова совершают одну и ту же глупость. У животных с головой все в порядке, а вот человеки — все до единого дураки. Включая ее саму, иначе бы она разве вышла за Эрла.