Я знаю, наш бизнес нелегок, и нас иногда до смерти достает куча мелочей, которые нужно сделать и учесть, но не забывайте, что вы — составная часть самой важной в жизни человека сделки, самого большого вложения в будущее. Вы не всего лишь агент по торговле недвижимостью, вы продавец мечты. Так что идите на улицы, девчонки, и продолжайте продавать эти мечты!
Едва она закончила говорить, весь зал встал и закричал одобрительно, и Мэгги, даже не будучи никаким агентом, тоже вскочила и завопила вместе со всеми. Она была готова выскочить за двери и сегодня же начать продавать дома. Но позже, проведя с Хейзел столько лет бок о бок, Мэгги выяснила, что аудитория на любую речь Хейзел откликалась подобным образом. Дело в том, что она навсегда так и осталась капитаном команды болельщиц. Только теперь Хейзел воодушевляла болеть за саму жизнь.
Пройдя в Далласе через ужасное испытание семьей Ричарда, Мэгги была подавлена. Видимо, поэтому в тот день, когда Хейзел вновь появилась на ее пути, Мэгги почувствовала себя пробкой от шампанского. Хейзел, повторимся, была человеком, способным изменить твой взгляд на человеческую расу.
1989
Мэгги, которая всего несколько недель как работала на Хейзел, обедала в «Горле чайки», когда туда вошла Мици Колдуэлл, ее старинная школьная подруга времен школы «Брук-Хилл». Увидев Мэгги, она ринулась к ее столу.
— Мэгги! Как я рада тебя видеть, мне кто-то говорил, что ты вернулась из Далласа. Можно я к тебе подсяду?
— Конечно, Мици. Очень здорово, садись, пожалуйста.
Мици была все такая же рыжеволосая симпатяга с короткой стрижкой и челкой.
— Сяду, только, чур, не смотри на меня. Я знаю, что выгляжу на сто восемь лет, но ты-то! Ты со школы так и не изменилась.
Мэгги засмеялась:
— Ну уж это вряд ли.
— Ой, Мэгги, правда, нам было тогда весело? Ты не скучаешь по старым добрым временам юности?
— Скучаю, даже очень.
— Какая удача, что я на тебя наткнулась. Я всего на несколько дней домой вернулась. Папа упал, играя в гольф, второй инфаркт, пришлось ехать домой помогать маме.
— Мне очень жаль.
— Да. Дэвид говорит, нам с нашими родителями — моими и его — впору собственную клинику открывать. Старость, дорогая моя, это такая дрянь.
— Знаю. А как Дэвид?
— Хорошо. Слишком много работает. Не могу дождаться дня, когда мы сможем вернуться домой. Нью Йорк — это, конечно, неплохо, но это не Бирмингем. Я говорю Дэвиду: «Дождешься, что твои дети заговорят как янки». Но ты-то как? Надолго вернулась? До сих пор моделью работаешь? Расскажи все как есть.
— Да, я поживу здесь, нет, моделью больше не работаю. Вообще-то я теперь торгую недвижимостью.