— Не делай этого, Арабелла! — воскликнул он. — Ничего дурного в этом нет, но… мне неприятно смотреть на тебя.
Она обернулась и засмеялась.
— О, господи, я и не знала, что ты проснулся! — сказала она. — Какой ты дурачок! Ну что тут такого?
— Где ты этому научилась?
— А я и не училась, Когда я служила в трактире, они у меня держались сколько хочешь, а теперь не держатся. Тогда лицо было полнее.
— Мне не нравятся ямочки. Они не красят женщину, особенно замужнюю и такую полную, как ты.
— Большинство мужчин думает иначе.
— Какое мне дело, что думает большинство мужчин? И откуда ты это знаешь?
— Мне часто говорили, когда я служила в пивной.
— Опять эта пивная! Вот почему ты узнала, что пиво, подмешанное, когда мы зашли в трактир в тот воскресный вечер. Я-то думал, когда женился, что ты всегда жила в отцовском доме.
— Мог бы и раньше сообразить. Думаешь, я бы так обтесалась, если бы все время жила при родителях? Делать мне дома было особенно нечего, я больше проедала, чем пользы приносила, вот и уехала на три месяца.
— Ну, ничего, скоро у тебя дел прибавится? не так ли?
— Ты это о чем?
— Ну как же… готовить все для маленького.
— А!
— Когда это будет? Можешь ты мне точно сказать, а не увиливать, как всегда?
— Сказать?
— Да — твой срок.
— Так ведь нечего и говорить. Я ошиблась.
— Что такое?
— Это была ошибка.
Он сел в постели и посмотрел на нее.
— Как это может быть?
— Что ж, женщины иногда обманываются в своих предположениях.
— Но… Ведь все случилось так неожиданно для меня, мебели никакой, мы почти без гроша. Я бы не стал спешить с нашей свадьбой и не привел бы тебя в полупустую хижину, так вот, совсем не подготовившись, если б не новость, которую ты мне сообщила… Тут уж готов не готов… надо было выручать тебя… Боже правый!
— Не расстраивайся, голубчик! Сделанного не воротишь.
— Мне больше нечего сказать! — просто ответил он и лег; разговор на этом кончился.
Проснувшись наутро, Джуд словно взглянул на мир другими глазами. Тогда он просто не мог не поверить ей и, раз такое случилось, не мог и поступить иначе, подчиняясь общепринятой морали. Но вот как могло случиться, что он оказался во власти этой морали?
Он смутно чувствовал, что не все ладно в общественном устройстве, которое заставляет отказаться от тщательно продуманных планов и закрывает перед человеком единственную возможность проявить себя существом высшего порядка и внести свою лепту в дело общего прогресса своего поколения, — и все только потому, что он был застигнут врасплох неожиданно пробудившимся инстинктом, который ничего общего не имеет с пороком и, в худшем случае, может быть назван слабостью. Ему хотелось спросить, что такого сделал он или что потеряла она, зачем надо было толкать его в этот капкан, который искалечит его, а быть может, и ее на всю жизнь. Пожалуй, даже удачно, что той причины, по которой Он поспешил вступить в брак, больше не существует. Однако брачный союз остается в силе.