— Смелые ребята, — заметил Тунис Бонно.
— Но нерешительные, — ответил Ретт.
— Малый вперед, — пробормотал Тунис в переговорную трубку.
Тунис вел судно по знакомым течениям, вдоль неясно видневшихся очертаний берега. Он доверял памяти своих рук.
«Веселая вдова» продвигалась без дальнейших затруднений до самой отмели Пьяного Дика. Форт Самтер был слева по носу, когда первая ракета федералов мелькнула в воздухе.
Тунис дал команду идти на всех парах, судовая команда подняла трубы, и «Вдова» ринулась вперед, как лошадь на скачках после стартового выстрела.
Пикетные шлюпки и военные корабли посылали красные, зеленые, синие сигналы: «Кто вы? Вы наши?»
Ретт поджег красные и зеленые ракеты — полная бессмыслица.
Бонно часто задышал, будто учащенное дыхание могло заставить колеса «Вдовы» вертеться еще быстрее. Палуба содрогалась под его ногами.
Первые снаряды федералов не долетели на двадцать ярдов. Команду обдало брызгами.
— Стрелять стали лучше, — заметил Ретт.
Взобравшись на кожух пароходного колеса, он поднес к глазу подзорную трубу, будто разглядывая приятным летним вечерком безобидный фейерверк, а не клубящиеся дымом пушки.
Носовой наблюдатель высматривал брешь в боновом заграждении.
Поскольку федеральные пушки не могли выследить быстроходный «бегун», они нацелились на бон, и «Вдова» рванулась через водяные ямы от разрывов, заваливаясь то на один борт, то на другой. Палубу заливало потоками, словно «Веселая вдова» угодила под Ниагарский водопад.
Смертоносный бон едва выступал над водой; незаметный и при свете дня, в кромешной тьме он был совсем не виден. Надеясь, что федералы успели правильно пристрелять проход, Тунис повел судно в самую гущу водяных столбов. «Вдова» содрогнулась: попали. Потом еще раз: она встряхнулась, как мокрая собака, и ринулась дальше. Тунис чуть не выпустил из рук подскочивший штурвал.
Они проскочили. Светлые кипарисовые бревна бона и позеленевшие, облепленные ракушками мины прошли в шести дюймах от левого борта.
Последний взрыв засыпал палубу обломками.
Они вышли из зоны обстрела федеральных пушек, и Тунис принялся вытряхивать воду из ушей, наклоняясь то в одну, то в другую сторону.
Ретт сошел с кожуха и, сложив подзорную трубу, закурил сигару.
Спичка вспыхнула так ярко, что у Туниса заболели глаза. Хриплым голосом Бонно отдал приказание мистеру Кэмнбеллу, механику судна, оценить ущерб.
— Вот и опять проскочили, — сказал Тунис Ретту.
— Это еще цветочки, — ответил Ретт, — Господи, я боюсь встречи с сестрой. Бедная, бедная Розмари!
Весть о гибели Мэг застигла Ретта в Нассау.