Фон Вальдерзее так удивился, что перестал писать:
– Сколько, сколько?
– Пятьдесят тысяч.
Обер-лейтенант покачал головой:
– Военную тайну я не раскрою, если скажу, что ваше командование ошиблось почти в два раза…
Тарасов криво улыбнулся:
– Я уже понял. Примерно девяносто тысяч. Так?
– Вы хороший офицер, господин подполковник… – удивленно покачал головой фон Вальдерзее.
– Наша бригада, а также двести первая должны были рассечь котел на четыре части, взять Демянск и парализовать второй армейский корпус путем уничтожения штаба группировки.
Обер-лейтенант еще больше удивился:
– Ваше командование…
– Генерал-лейтенант Курочкин…
– Он… Представлял себе трудность подобной задачи?
Тарасов засмеялся…
* * *
Февральское небо било гроздьями звезд по земле.
Тарасов стоял на крыльце избы, где располагался штаб фронта, и смотрел в эти звезды. Медведица, Кассиопея, Орион… Он не был романтиком. Он был военным. Надя всегда ворчала на него, что он не видит красоты, а только воображает позиции предполагаемого противника…
– …Коль, смотри, как красиво! Какая излучина…
– Вижу… Вот там и там поставить два пулемета и под фланкирующий огонь…
– Коля! Ну так же нельзя…
– Подполковник! Тарасов! Зайдите ко мне…
Круглолицый и вечно улыбчивый Ватутин махнул Тарасову рукой, приглашая его обратно в дом.
– Николай Ефимович! – начал начштаба фронта, когда они зашли в маленькую спальню. Видимо, здесь обычно и квартировал генерал-майор. Над узкой кроватью висела огромная, исчерканная разноцветными карандашами карта. На маленькой тумбочке и на полу валялись книги.
– Итак, Николай Ефимович, чаю?
Тарасов кивнул.
Ватутин приоткрыл дверь и крикнул:
– Два чая мне. С лимоном. И это… Печенья овсяного!
– Николай Ефимович, задача перед вами стоит архисложная. Вы сами это прекрасно понимаете, – осторожно начал Ватутин.
– Товарищ генерал-майор, я понимаю, – Тарасов никогда не был деликатным. – Вы что-то хотели от меня?
Ватутин почесал нос:
– Тезка, а давайте без иконопочитания? Вы комбриг, а я начштабфронта. Если бы не известные нам обстоятельства, то мы могли бы поменяться местами. Так?
– Вы про колчаковский фронт? Или про арест? Так я был, между прочим, реабилитирован товарищем Берией и войной! – оскалился Тарасов. Не в его характере было играть в игры… – Если не доверяете мне, тогда меняйте на любого другого, но…
Ватутин зло сплюнул на пол:
– Тьфу! Да я совершенно не об этом хотел поговорить!
– А о чем, Николай Федорович? – Тарасов держался ровно и отстраненно, хотя при его взрывном характере это было неимоверно сложно.
– О бригаде! Спасибо! – Дверь приоткрылась, и адъютант, в звании старлея, протянул поднос с двумя стаканами чая и двумя блюдцами. На одном желтел посахаренный лимон, на другом лежало овсяное печенье.