— Понятно. Но зачем такая спешка? Работы в коттедже не начнутся, пока мы не разрешим. Так я обещала твоей бабушке.
— Да, я знаю. Но она еще кое о чем беспокоится и хочет, чтобы я этим тоже занялась. И я думаю, то есть я хочу сказать, чтобы она перестала волноваться… — в нерешительности я умолкла, подумав, что не стоит рассказывать про бабушкины «сокровища», укрытые в тайнике.
Мне не стоило беспокоиться, что она начнет вдаваться в расспросы.
— Все в порядке, моя дорогая, — быстро сказала леди Брэндон. — Это дело твоей бабушки, пусть поступает, как сочтет нужным. В ее желании получить свои вещи нет ничего удивительного, и очень хорошо, что у нее есть ты, чтобы присмотреть за перевозкой. Переезд, пусть даже и половины дома — это просто ужасно.
— Но, во всяком случае, это только полдома, а я думаю, что даже меньше. Мы составили список, и я принесла его, чтобы вы проверили, потому что бабушка не помнит, что там уже было, то есть что принадлежало Холлу, когда они въехали туда. К примеру, большой комод в задней кухне, столы и стулья — она бы их все равно не взяла… Так что вот список. Это, насколько ей удалось вспомнить, то, что принадлежит ей. Взгляните, пожалуйста, миледи, все ли здесь верно.
— Думаю, что верно. В этом нет необходимости — впрочем, раз уж вы трудились над ним… Давайте я посмотрю.
Леди Брэндон взяла листок. Пока она изучала или делала вид, что изучает приготовленный нами список, я рассматривала знакомую комнату. Приятные, хотя и полинявшие ситцевые обои, китайский ковер. На подставке большая ваза с цветами и еще одна ваза на каминной полке за хрупкими на вид безделушками китайского фарфора: я помнила их все слишком хорошо. Повсюду фотографии в серебряных рамках. Дети в разном возрасте, их мать, миссис Дрю: девочка, девушка, впервые выезжающая в свет, невеста. На бюро стояла фотография ее покойного брата: Гилберт, юный и улыбающийся, в форме, темноволосый и темноглазый. Как я. Словно мой старший брат. Он на самом деле вел себя иногда почти как родной брат. Порой он спускался в сад, куда я приходила к дедушке, и мне позволялось гулять с ним и восхищаться им так, как никогда не восхищалась родная сестра: я подавала ему мяч из импровизированной сетки, когда он играл в шары, любовалась, как он карабкается на высокий кедр возле теннисного корта, держала сеть, пока он ловил рыбу в ручье возле Розового коттеджа…
Я отвела глаза от фотографии и заставила свои мысли направиться в другую сторону. Одновременно и думала об этом, и пыталась не думать. Леди Брэндон сложила листок и подала его мне: