Самосвал! Давно, еще в седьмом классе, у него чуть крыша не поехала от этого металлоломом. Учебник шофера третьего класса заколебал его, неопытного шнурка, блеском технической мысли, осуществленной в автомобиле. Освещение, повороты, остановка на скорости, невероятная энергия бензина… Как можно это измыслить человеческой головой? Но карданы, карданы… конец света! Как раз тогда они продали старый отечественный комод на колесах и купили серого авдеича. Он рисовал детали, словно картины, в объёме, с подсветкой. И все бы ништяк, но случайно в тетрадь заглянул отец. Горный инженер, кандидат наук, он привычной рукой черканул недостающий штрих. Кир чуть не заорал от ярости, разнес в клочья оскверненную тетрадь и бесповоротно охладел к технике.
Вообще, олды… сложное дело. Ах, трудный возраст, ах, еще что-нибудь. А если его воротит от их въезда? В конце концов, это его личное дело! Матери с ее веселой небрежностью да с пирогами-пышками еще удается кое-когда пробиться в его ракушку. Отцу — никогда! Для отца у него либо грубость, либо высокомерный спор. Этим летом отец приглашал его с собой в тайгу в экспедицию. Отпад, лафа, как говорится, но Кир отказался. Батый-начальник!
Юноша подтянулся на руках и мягко сменил положение. Теперь он сидел на ветке, держась за нее обеими руками, ощущая спиной мерное покачивание ствола. Полосочки на руках побагровели.
Внизу на участке Маша выплеснула мыльную воду, направила в корыто струю из шланга. Звонко и музыкально разнеслась в воздухе встреча воды и жести.
В восьмом классе Кира опалило. Музыка! Инструмента в доме никогда не было, кроме лопаты-гитары, этого драйва на тусовках, как водится. Мать любила другую музыку и собрала превосходную фонотеку, так что Кир умел слушать. Но в восьмом классе! Что с ним случилось в восьмом классе? Озарение, золотой пожар! Он замирал на ходу, следя мелькнувший звук, он создавал систему записи, он развинчивал мелодию на части, доискиваясь «рацио»… И тогда музыка своенравно отлетала, а он отвратительно пустел, пока «в ямку не набиралась вода и не возвращалась первая свежесть».
В стремлении охватить всю музыку целиком, он ходил на все исполнения кряду и слушал, слушал до потери пульса. Но однажды грубо покинул концертный зал, взбешенный «неверным» исполнением любимого этюда. В куртке на молниях, в шапочке на самые глаза, он стоял-выстёбывался в вагоне метро, пугая пассажиров свирепостью своего фейса. Он убил бы этого лабуха, этого чмо, убил бы на месте!!
Кстати, об убийстве.
Кир осторожно поправился на ветке, чистое резкое лицо его не по-хорошему напряглось. Как чипово влипают «ребята» на экранах! Хуже младенцев! Уж он бы не лопухнулся, он по секундам просчитал бы… Но тут на скуле вспыхивает обычно брезгливый тик, и Кир поневоле расслабляется. А вот вихляться с калашом наперевес в дыму и перебежках, или теснить толпу, а в толпе девушки… вломно с таким накатом на уроках в классе.