Я уже слышал и замечал, что, когда в Советском Союзе хотели от кого-нибудь избавиться, но для этого не было убедительных причин, дурную славу о таком человеке обычно распространяли через агентов секретной полиции. Так было, когда Лесаков «доверительно» сказал мне, что маршал Жуков был изгнан за то, что грабил драгоценности в Берлине. «Вы знаете, товарищ Сталин не выносит аморального поведения!», а о заместителе начальника Генерального штаба генерале Антонове сказал: «Представьте себе, было разоблачено его еврейское происхождение!»
Было также очевидно, что Лесаков, несмотря на ограниченность его интеллекта, был хорошо информирован о положении дел в югославском Центральном комитете и о методах его работы. «Ни в одной партии в Восточной Европе, – сказал он, – нет такой четверки людей, за которой следили бы так же пристально, как в вашей».
Он не назвал имен этой четверки, но, и не спрашивая его, я знал, что он имеет в виду Тито, Карделя, Ранковича и меня. Я задал себе вопрос и пришел к выводу: не является ли эта четверка одной из тех самых «мелочей» в глазах советского руководства?
После нескольких дней безделья Коча Попович решил вернуться в нашу страну, оставив в Москве Тодоровича, чтобы тот ждал результатов, то есть дожидался того, что советское руководство сжалится и возобновит переговоры. Я бы уехал с Поповичем, если бы из Белграда не пришло послание, в котором сообщалось о прибытии Карделя и Бакарича, и поэтому мне надо было присоединиться к ним на обсуждениях с Советским правительством «возникших осложнений».
Кардель и Бакарич прибыли в воскресенье, 8 февраля 1948 года. На самом деле Советское правительство пригласило Тито, но в Белграде сослались на то, что Тито нехорошо себя чувствует – даже в этом можно было видеть взаимное недоверие, – поэтому вместо него прибыл Кардель. Одновременно была приглашена делегация болгарского правительства, то есть Центрального комитета, о чем нам сообщил вездесущий Лесаков, преднамеренно подчеркнув, что из Болгарии прибыла «руководящая верхушка».
Ранее, 29 января, «Правда» осудила Димитрова и отмежевалась от «проблематичных и фантастических федераций и конфедераций», а также таможенных союзов. Это было предупреждением и предвестником ощутимых мер и более жесткого курса, который впредь собиралось проводить Советское правительство.
Карделя и Бакарича разместили на вилле неподалеку от Москвы, куда к ним переехал и я. В ту же ночь, когда жена Карделя спала, а он лежал рядом с ней, я сел к нему на кровать и насколько возможно мягче проинформировал его о своих впечатлениях от моего пребывания в Москве и контактах с советскими руководителями. Они сводились к выводу о том, что мы не может рассчитывать на какую-либо серьезную помощь, но должны полагаться на наши ресурсы, потому что Советское правительство проводит свою собственную политику подчинения, пытаясь перевести Югославию на уровень оккупированных восточноевропейский стран.