Фон Шлоссер задумался: «А почему бы и нет? Почему бы не сделать русского куратором грандиозной выставки? В конце концов, „славянской угрозы“ больше не существует. На смену хвастливому лозунгу „Германия превыше всего“ пришел сдержанный „Германия – великая держава“. Теперь не славяне главный враг, и не родина славянства Россия. Наоборот, всё осторожней высказывается германская пресса по поводу газоносной державы, всё более определенным становится отношение Герхардта к Москве – „Мы, германцы и русские, отвечаем за будущее Европы“.
Фон Шлоссер взглянул в глаза Абрама.
– Германия – мировая держава, и развитие нашей экономики подчинено задачам «мировой державы».
– Да, я в курсе, – Абрам вдруг почувствовал холодный ветерок, налетевший с моря.
– Но нашим целям как всегда противостоит Англия с ее банками, американским флотом и стаей Бобберов, которых она приютила и теперь пестует в них ненависть и жажду мщения. Они никогда не простят нам – но не Гитлера, который, честно говоря, был душегубом, они не простят нам Бисмарка, сделавшего Германию наследницей великого Цезаря. Не идею, не человека, не мечту, но государственность ставил великий Бисмарк превыше всего! Государственность, и не важно, какой национальности ее подданные…
«Боже мой, – с ужасом думал Абрам, глядя на фон Шлоссера, – что же у него в голове творится! Откуда? Война 50 лет как кончилась, денег вагон, зачем это всё?..»
– Категория духа… – продолжал фон Шлоссер, медленно поворачивая действительно похожую на Цезаря, будто вырубленную из черного мрамора, красивую голову, но Абрам уже не слушал его. Он смотрел на закатное солнце и не мог дождаться, когда закончится лекция. Внезапно Абрам подумал о Боббере. Он вспомнил его таким, каким Шура бывал очень редко – растерянным и грустным. «Может быть, я ошибся, – думал Абрам, – может быть, Боббер не заказывал мое убийство, может быть, зря я участвую во всем этом…» – Абрам огляделся, увидел уходящую словно в бесконечность палубу «Белоруса», вспомнил про маленькую подводную лодку, на которой так приятно поплавать возле коралловых рифов, вспомнил про свое любимое недавно купленное московское «Торпедо», плюнул за борт и вернулся к разговору с фон Шлоссером…
* * *
Адам получил официальное предложение от германского Минкульта стать куратором грандиозной выставки «Москва – Берлин» в конце октября 1997 года. Выставка должна была открыться 3 марта, и времени оставалось очень мало. Адам с головой ушел в работу. Возможно, именно такого предложения он ждал всю жизнь.
Забросив другие дела, он работал, работал, работал и очень уставал. Он даже как будто забыл, как будто отрешился от рукописи отца. И тут опять проклятый сон: синее-синее море, полное тоски, и ощущение приближающегося пиздеца.