— Что мне теперь делать? — тихо спросил он ее. Она вскинула на него полные возмущения глаза.
— Пэт, в последние двадцать три года я на многое закрывала глаза, и не такая уж я глупенькая домохозяйка, чтобы думать, что этот случай — единственный. Но ты мог бы все-таки проявить элементарную порядочность и держать это подальше, а не размазывать мне по лицу! Ты просто обязан был не допускать этого.
Повесив голову, он молча слушал. Она немного подождала, давая ему время прочувствовать ее слова.
— У меня есть своя гордость, — продолжала она, — и я не потерплю, чтобы этой уличной девке удалось разрушить мой домашний очаг и выставить меня перед всеми дурочкой. Вот этого я ей не позволю. Ты должен разузнать, чего именно добивается эта потаскушка, и тогда, соответственно, или откупись от нее, или, если это окажется необходимо, обратись за помощью в полицию, но отделайся от нее. А кроме всего, отделайся еще и от этого! — Она с отвращением швырнула ему пленку. — Ей не место в моем доме. Да и тебе не будет в нем места, если хотя бы еще раз мне придется услышать эту мерзость!
Когда он поднял голову, в его глазах тоже стояли слезы.
— Я разберусь с этим делом, займусь им сразу же с утра. Ты никогда больше ничего об этом не услышишь, — твердо пообещал он.
Пенни недовольно поморщилась, глядя на серое ноябрьское небо, и, выходя из многоквартирного дома, в котором она жила, осторожно ступила на тротуар. Метеорологи давно уже предупреждали о внезапном и резком похолодании, и вот оно пришло, разыгравшись с удвоенной силой. Осторожно ступая по замерзшим лужам, она пожалела, что на ней туфли на высоких каблуках, а не сапоги. Пенни медленно продвигалась по краю тротуара, когда дверца автомобиля, мимо которого она шла, внезапно открылась и преградила ей путь.
Когда она нагнулась, желая сказать водителю, чтобы он, черт побери, был поосторожнее, то увидела за рулем Вултона. Обрадовавшись, она одарила его лучезарной улыбкой, но ответного знака дружеского расположения не получила. И после того как, повинуясь его команде, она скользнула на заднее сиденье, он не повернул головы, чтобы взглянуть на нее, а смотрел прямо перед собой.
— Что тебе надо? — спросил он голосом, от которого дохнуло холодом морозного утра.
— А что ты предлагаешь? — улыбнулась она, но тут же спохватилась: никогда еще не видела его таким бездушным.
Повернув наконец к ней голову, он невольно отметил, что, несмотря ни на что, его продолжает тянуть к ней, и еще раз мысленно обругал себя за безрассудство.
— Послушай, зачем тебе понадобилось посылать эту пленку мне на дом? Мало того, что это очень жестоко, поскольку ее прослушала и моя жена, но к тому же это было и глупо, так как теперь она все знает и ты не сможешь меня шантажировать. До нее не дотронется ни одна газета или радиостанция, так как их отпугнет потенциальный риск оказаться потом обязанными выплачивать по суду компенсацию за диффамацию. Таким образом, тебе это мало что даст.