А впрочем, чему удивляться? Жили мы в пору тотального атеизма. В день сегодняшний вот что печально: тоталитаризм рухнул и побежали перекрашиваться, креститься все, кому не лень. И столько сразу стало «православных» да «воцерковленных», что диву даешься. Да еще доктрина такая вышла: «Православие спасет Россию от наплыва преступности, захлестнувшей страну». Ну, это-то и подавно сомнительно. В православной Российской империи уголовные каторги были переполнены, один Сахалин чего стоил: в Московском, вот уж действительно воцерковленном царстве, ну, скажем, во времена благочестивейшего государя Алексея Михайловича, не то что ночью в стольном городе Москве нельзя было ходить по улицам, но и средь бела дня ездить можно было только в сопровождении внушительного конвоя. Даже оружие такое было изготовлено — «дорожные пистолеты». От разбойничков деваться было некуда. Выходит, и православие тут не помогало.
А «ряженым» в православие одно могу сказать: любезные, вера не в юбке длинной, в платочке, на маковку напяленном, содержится, а в душе человека. Анахореты православные уходили от мира, чтоб ни един глаз не видел их молитвенного деяния, вы же демонстрируете на каждом шагу, какие вы в вере истовые. Возьмите лишний раз в руки Евангелие да внимательно прочтите: «И когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах, на углах улиц останавливаясь, молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, который втайне: и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явное» (Ев. от Матфея, гл. 6. стих 5.6).
Но я отвлекся. В Гефсиманском скиту в те годы обитали не только мы. Нашу команду Черников поселил в церкви. Кстати, никогда в церкви Успения Богородицы Гефсиманского скита не содержали скот! Там жили люди. До 1967 года, до открытия турбазы, там размещались туберкулезные больные из Дома инвалидов, а с 1967-го — экскурсоводы-инструкторы. В бывшем домике настоятеля поселились тогда лесник с женой, тетушкой Агафьей. Добрейшей души была женщина. Она нам, особенно когда приезжали жены, а тем паче дети, ежедневно бесплатно давала литр-два парного козьего молока, лук зеленый с огорода, картошечку подбрасывала и многое другое. Всегда безвозмездно. Мы, конечно, «отвечали»: сластями, фруктами с теплоходов. В келейном корпусе, напротив церкви, размещена была обслуга турбазы, и среди нее два старичка, о которых забыть невозможно во всю жизнь. Жили там супруги дядя Саша и баба Дуня. Обоим им было тогда уже за семьдесят. Трое сыновей погибли на фронте. Дядя Саша воевал в партизанском отряде, был ранен в голову, почти ослеп. Родное гнездо, где-то на Псковщине, было разорено, вот они и оказались на Валааме. Он — как инвалид войны, она — как престарелая. Жили они дружно, пеклись друг о друге заботливо и даже трогательно. Но люди они были до чрезвычайности забавные. Несмотря на преклонный возраст, жизненных сил у этих старичков было хоть отбавляй. Они еще, что греха таить, и поддавали иногда по первому разряду.