Она спешила погрузиться в свою дремоту; ночь казалась ей черной, страшной тюрьмой.
Она ночью пошевелилась, попросила пить. Рука из-за подушки подала ей питье.
— Что бабушка? — спросила она, открыв глаза, и опять закрыла их. — Наташа, где ты? поди сюда, что ты всё прячешься?
Ответа не было.
Она глубоко вздохнула и опять стала дремать.
— Бабушка нейдет! Бабушка не любит! — шептала она с тоской, отрезвившись на минуту от сна. — Бабушка не простит!
— Бабушка пришла! Бабушка любит! Бабушка простила! — произнес голос над ее головой.
Вера вскочила с постели и бросилась к Татьяне Марковне.
— Бабушка! — закричала она и спрятала голову у ней на груди, почти в обмороке.
Татьяна Марковна положила ее на постель и прилегла своей седой головой рядом с этими темными, густыми волосами, разбросанными по бледному, прекрасному, измученному лицу.
Вера, очнувшись на груди этой своей матери, в потоках слез, без слов, в судорогах рыданий, изливала свою исповедь, раскаяние, горе, всю вдруг прорвавшуюся силу страданий.
Бабушка молча слушала рыдания и платком отирала ее слезы, не мешая плакать и только прижимая ее голову к своей груди и осыпая поцелуями.
— Не ласкайте, бабушка… бросьте меня… не стою я… отдайте вашу любовь и ласки сестре…
Бабушка в ответ крепче прижала ее к груди.
— Сестре не нужны больше мои ласки, а мне нужна твоя любовь — не покидай меня, Вера, не чуждайся меня больше: я сирота! — сказала она и сама заплакала.
Вера сжала ее всей своей силой.
— Мать моя, простите меня… — шептала она.
Бабушка поцелуем зажала ей рот.
— Молчи, ни слова — никогда!
— Я не слушала вас… Бог покарал меня за вас…
— Что ты говоришь, Вера? — вдруг, в ужасе, бледнея, остановила ее Татьяна Марковна, и опять стала похожа на дикую старуху, которая бродила по лесу и по оврагам.
— Да, я думала, что одной своей воли и ума довольно на всю жизнь, что я умнее всех вас…
Татьяна Марковна вздохнула свободно. Ее, по-видимому, встревожила какая-то другая мысль или предположение.
— Ты и умнее меня, и больше училась, — сказала она, — тебе Бог дал много остроты — но ты не опытнее бабушки…
«Теперь… и опытнее!» — подумала Вера и припала лицом к ее плечу. — Возьмите меня отсюда: Веры нет. Я буду вашей Марфинькой… — шептала она. — Я хочу вон из этого старого дома, туда, к вам…
Бабушка молча ласкала ее.
Обе головы покоились рядом, и ни Вера, ни бабушка не сказали больше ни слова. Они тесно прижались друг к другу и к утру заснули в объятиях одна другой.