Дверь кладовки открылась, и вошел Эбинизер с тростью и фонариком. Его лицо казалось еще кислее обычного.
— Если ты еще тут, — пробормотал он, — даже не пытайся смыться. Я вызвал полицию, вот что. — Он порылся в ящике стола, извлек оттуда недопитую бутылку виски и крошечный черный пузырек. Вылил из пузырька несколько капель в бутылку и сунул в карман. — Моя брошь, моя, — прошептал он, а вслух гаркнул: — Том, я иду!
Эбинизер напоследок окинул темную комнату сердитым взглядом, не замечая Никта, и вышел, держа виски перед собой. Дверь он запер.
— Вот, — послышался его голос из-за двери. — Давай сюда стакан! Ну, капельку доброго виски, чтоб цвело и пахло. Скажешь, когда хватит.
Молчание.
— Дешевое пойло! А ты чего не пьешь?
— Да мне терновка все нутро прожгла. А ну… Том! Что ты сделал с моей брошкой?
— Опять твоей? Э-э… ты что… ты меня опоил, червяк поганый!
— Ну и что? Я по твоей роже сразу понял, что ты задумал, Том Гастингс. Ворюга!
Крики, грохот, тарарам, словно кто-то переворачивает шкафы и столы…
А потом — тишина.
Лиза прошептала:
— Теперь живо! Надо выбираться отсюда.
— Дверь заперта! — Никт оглянулся на нее. — Ты не поможешь?
— Я? У меня нет таких чар, малый, чтобы вытащить тебя из-под замка.
Никт наклонился и посмотрел в скважину. Ничего не было видно: в замке торчал ключ. Никт задумался, а потом улыбнулся. Эта мимолетная улыбка осветила его лицо, как вспышка лампочки. Он достал из коробки с бумагой для упаковки мятый лист газеты, кое-как расправил его и просунул под дверь, так что по эту сторону остался только уголок.
— Что за забава? — нетерпеливо спросила Лиза.
— Мне нужно что-нибудь вроде карандаша. Только тоньше… А, вот!
Он взял со стола тонкую кисточку, засунул ее концом в скважину, повертел и немного надавил.
С приглушенным звяканьем ключ выпал из замка на бумагу. Никт втащил газету обратно — с ключом.
Лиза восхищенно рассмеялась.
— Ну ты пройдоха! Умно´!
Никт вставил ключ в замок, повернул и открыл дверь. На полу тесной лавки валялись двое. Грохот был неспроста: они лежали на разбитых настенных часах и обломках стульев, щуплый Эбинизер Болджер под громадной тушей Гастингса. Оба не шевелились.
— Они мертвые? — спросил Никт.
— Как же, надейся!
Рядом валялась блестящая серебряная брошь. Чудище сжимало в когтях алый камень с красно-оранжевыми разводами, а змееподобные морды смотрели с алчным торжеством.
Никт сунул брошь в карман, к тяжелому пресс-папье, кисточке и банке с краской.
— Это тоже возьми, — сказала Лиза.
Никт посмотрел на карточку с черными краями, где было написано от руки: «Джек». Ему стало не по себе, будто нахлынули какие-то старые воспоминания о пережитой опасности.