— Нет у тебя пенни, — отозвался Никт. Ему было уже четырнадцать, и он перерос свою мать.
— Есть, в гробу целых две монетки, — возразила миссис Оуэнс. — Позеленели чуток, но есть.
— Я думал о большом мире. С чего мы взяли, что убийца моей семьи еще жив? Что он где-то там?
— Сайлес так говорит.
— Но без всяких подробностей.
— Он желает тебе только добра, ты же знаешь.
— Ага, конечно. И где он?
Миссис Оуэнс не ответила.
— Ты ведь видела человека, который убил моих родных? Когда меня усыновляла.
Миссис Оуэнс кивнула.
— Какой он?
— Я больше глядела на тебя. Дай подумать… Волосы темные, почти черные. Мне было страшно на него смотреть. Лицо какоето резкое. Голодное и злобное, вот что. Сайлес его выпроводил наружу.
— А почему он его не убил?! — рассердился Никт. — Ведь мог, еще тогда!
Миссис Оуэнс тронула сына за руку холодными пальцами.
— Никт, он же не чудовище.
— Если бы Сайлес убил его еще тогда, мне бы ничто не угрожало. Я мог бы ходить, где хочу.
— Сайлес знает об этом деле больше тебя, больше всех нас. О жизни и смерти тоже. Все не так просто.
— Как его звали? Убийцу.
— Сайлес не сказал. Тогда не сказал.
Никт склонил голову набок и направил на мать глаза — серые, как грозовые тучи.
— А потом?
— Никт, ты ничего не сможешь сделать.
— Смогу. Я учусь. Я могу научиться всему, что нужно, всему, чему сумею. Я знаю про упырью дверь. Умею ходить по снам. Мисс Лупеску рассказала мне про звезды. Сайлес научил молчать. Я умею блекнуть и наводить ужас. Я знаю каждый дюйм этого кладбища!
Миссис Оуэнс коснулась плеча сына.
— Когда-нибудь… — сказала она и запнулась. Придет день, и она не сможет до него дотронуться. Он их оставит. Когда-нибудь. — Сайлес сказал мне, что человека, убившего твою семью, звали Джек.
Никт промолчал. Потом кивнул.
— Мама…
— Что, сынок?
— Когда Сайлес вернется?
Полуночный ветер принес с собой холод. Вся досада миссис Оуэнс давно улетучилась. Остался лишь страх за сына.
— Хотела бы я знать, милый мой мальчик. Хотела бы я знать…
Скарлетт Эмбер Перкинс было пятнадцать. Сейчас она сидела на втором этаже старого-престарого автобуса и буквально кипела от злости. Она ненавидела родителей за то, что они разошлись. Ненавидела мать за то, что та уехала из Шотландии, ненавидела отца, который так легко их отпустил. Ненавидела этот город за то, что он совсем другой — не такой, как Глазго, где она выросла, — и что в нем за каждым углом ее ждет что-то до боли знакомое.
Сегодня утром она сорвалась.
— В Глазго у меня хоть друзья были! — чуть не плача крикнула Скарлетт. — А теперь я их уже никогда не увижу!