Что после этого досталось на долю Алексея Ястребова, можно только предполагать и преклониться перед его мужеством: он никого не выдал.
Когда Ястребов был взят, Шрагин объявил по группе состояние тревоги и приказал прекратить на время всякую деятельность…
В эти две тревожные недели, пока стало известно, что Ястребов и наборщик Глушков казнены, продолжал работать только Владимир Величко. “Внедрение” его в церковь прошло успешно. Величко быстро сошелся с таким же липовым, как он, попом Савелием, и тот свалил на него не только все церковные дела, но и заставил переписывать начисто и подшивать в папки финансовую отчетность комитета националистов. Здесь Величко узнал о том, что метранпажу типографии Кулешову по распоряжению СД была выдана крупная денежная премия. Все стало ясно… В субботу после вечерни “отец” Савелий сказал Величко, что завтра утренняя служба отменяется, в церкви будет собрание украинского актива и им обоим придется вести регистрацию присутствующих на собрании.
— У входа поставим стол, и чтобы ни один не выпал из списка, — приказал “отец” Савелий.
— А чего строгость такая? — наивно полюбопытствовал Величко.
— Чего, чего? — оскалился “отец” Савелий. — К восьми утра будь тут, и весь разговор!
— Быть так быть, — обиженно отозвался Величко и вздохнул. — Хотелось в воскресный день выпить спокойно — и вот на тебе.
Величко знал, чем заинтересовать “отца” Савелия. Услышав про выпивку, поп оживился:
— А что у тебя есть?
— Слеза божья, — печально ответил Величко.
— Врешь!
— Девяносто градусов, как в аптеке.
— А если мы сегодня на двоих примем?
— И оба завтра будем спать на регистрации? — все еще обиженно и даже сердито говорил Величко.
— Дети мы, что ли? — настаивал “отец” Савелий. — Ну ладно, Ты, Петрович, чего дуешься? Валяй-ка за своей “слезой”, а я — домой, распоряжусь насчет достойной закуски. Лады?
Величко посопротивлялся немного и пошел за спиртом. Всю жизнь не терпевший спиртного, он с отвращением, почти с ужасом думал о предстоящей выпивке. Но ничего не поделаешь — приказ есть приказ, Шрагин требовал ускоренной разведки всех дел главарей националистической банды… Все в доме “отца” Савелия, в том числе и сам дом, было присвоено этим мерзавцем. Даже его сожительница — разбитная горластая бабенка — была домработницей у прежних хозяев дома. И он был убежден, что все это он взял по полному праву человека, которому советская власть, или, как он выражался, совдепы, не давала жизненного хода.
— Ты не представляешь, как тихонечко я жил, — рассказывал он Величко. — Первого мая кто первый приходил на сборный пункт с вот таким бантом на груди? Я приходил. Кто на всех собраниях был всегда “за” и никогда “против”? Я был. А пожить-то хотелось не так. Да, не так. Один раз попробовал урвать у совдепов кусочек. Так поймали, за решетку сунули, мерзавцы. Годы жизни в помойку пошли. И я ждал, ждал. Было у меня предчувствие. И вот пришло, да, пришло мое времечко. В этом домике проживал зубной доктор. Дом — полная чаша, будь здоров. Вот это все, что на столе, — еще его запасики, да, его. Ну и как только немцы начали еврейскую нацию ликвидировать, я тут как тут… И на церковь и, брат, тоже заранее нацелился. И тут тоже все вышло как по писаному, да, как по писаному. Прежний поп — деру, а я тут как тут. Но, по правде тебе сказать, в церкви я обманулся — доход тут мышиный, а хлопот — лошадь не вывезет. Это ж прямо счастье, что ты объявился. Но главное, мне счастье привалило только за то, что по паспорту я украинец. А то забыл о том и думать — и вдруг на тебе, пригодилось, и еще как! Господин Савченко всем нам ба-алшую дорогу открывает. Да, ба-алшую…