В день, когда Григоренко разгружал вагон, на допрос его не вызывали. Ночь он проспал совершенно спокойно. Не трогали его и весь следующий день.
Любченко позвонила Релинку по телефону на исходе дня.
— Мне нужно срочно увидеться с вами, — сказала она. — Я в больнице.
— Сейчас буду.
Релинк бросил трубку и вызвал к подъезду машину.
В те минуты, пока Любченко ждала Релинка, она еще и еще раз вспоминала то, что заставило ее позвонить ему по телефону. Нет, нет, ошибки быть не могло, но поверит ли в это Релинк?
Релинк еще не успел сесть на стул, когда Любченко сказала, страшно волнуясь:
— Я вспомнила.
— Возьмите себя в руки, ошибка недопустима, — угрожающе сказал Релинк.
— О том, что я могу прятать людей в больнице, я говорила только одному человеку — Игорю Николаевичу Шрагину, зятю моей старой знакомой из местных немок, — быстро, будто опускаясь в холодную воду, проговорила Любченко.
— Я знаю его, — рассеянно отозвался Релинк. — Не может этого быть! Ошибка.
На самом деле Релинка прямо распирало от радостного предчувствия, и он готов был молить бога, чтобы никакой ошибки здесь не было.
— Где и когда вы ему говорили? — спросил он. Любченко обстоятельно и точно рассказала — минувшей ночью она вдруг вспомнила этот разговор и затем в течение дня успела припомнить множество подробностей того вечера в доме Эммы Густавовны.
Выслушав ее, Релинк уже не сомневался, что Любченко выводит его на самую крупную цель за всю его деятельность здесь. И очень может быть, что эта цель не кто иной, как неуловимый “Грант”.
Мысль Релинка летела вперед: “Вот мой достойный отклик на сталинградскую трагедию шестой армии! Нет, нет, эта старая рухлядь, сама того не зная, сделала великое дело, но пока я ей и виду не покажу, как важно все, что она рассказала…”
— Очень хочу, чтобы это не было ошибкой, — холодно сказал Релинк. — Немедленно напишите все, что вы рассказали. Я подожду. Пишите как можно подробнее.
Пока Любченко писала, Релинк набрасывал план операции против Шрагина. Сначала он назвал ее “Ответ на Сталинград”. Зачеркнул. Слишком крикливо и не следует лишний раз напоминать о трауре. Он придумал еще несколько названий и остановился на таком: “Олендорф против Гранта”. Начальник управления эту его лесть оценит по достоинству, ему, конечно, будет приятно докладывать рейхсминистру о такой крупной победе, названной его именем.
Затем он начал набрасывать схему операции.
“Первое: немедленно взять Шрагина под неусыпное высококвалифицированное наблюдение.
Второе: арестовать Шрагина не позже как завтра утром…”
Релинк позвонил по телефону Бульдогу: