«Показательно, что когда большевистский режим принялся за
поголовное истребление казачества, в частности, Донского (конец
1918 — начало 1919 гг.), то организацию этого преступления
евреи-большевики полностью взяли в свои руки, практически
отстранив от него большевиков-неевреев.
Организатор т.н. «раскулачивания», то есть геноцида казачьего
населения Дона, Кубани, Урала — Пред. ЦИКа и секретарь Оргбюро
ЦК РКП(б) Я.М. Свердлов — обсуждал этот вопрос не с Пред.
Донского бюро РКП(б) русским М. Сырцовым, а с рядовым членом
Донбюро, евреем A.A. Френкелем. Вот текст письма Френкеля
Свердлову:
«Предстоит очень большая и сложная работа по уничтожению путем
целого ряда мероприятий, главным образом, в аграрном вопросе,
кулацкого казачества как сословия, составляющего ядро
контрреволюции».
«Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно»
И в январе 1919 г. Оргбюро ЦК РКП(б) принимает «Циркулярное
письмо об отношении к казакам», которое начинается так:
«1. Провести массовый террор против богатых казаков, истребив
их поголовно, провести беспощадный массовый террор по отношению
ко всем казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное
участие в борьбе с Советской властью».
Нужно ли говорить, что к числу «богатых казаков», а также
«казаков, принимавших какое-либо участие в борьбе с Советской
властью», было причислено и приговорено к поголовному
истреблению едва ли не все казацкое население России.
Исполнение же кровавого приговора было отдано в еврейские
карательные руки, от которых тщетно было ждать пощады — ни одна
из них не дрогнула, лишая жизни миллионы славянских жертв.
Можно ли было ожидать таких же гарантированных результатов от
русской руки?.. По той же причине к расправе над царской семьей
в Екатеринбурге не был привлечен ни один русский, напротив, все
русские охранники в день казни предусмотрительно были заменены
венгерским караулом — исторический факт, говорящий о многом...
Итак, что мы имеем? Первое — секретаря ЦК Лазаря Кагановича,
каковым он являлся в глазах простых советских граждан, и кагана
Лазаря Кагановича, окруженного ореолом «богодарованной» власти,
каким его видел еврейско-большевистский кагал, рекрутированный
в революционные ряды.
Второе — свирепую карательную машину, в которой прочно
закрепилась еврейско-хазарская гвардия, мистически благоговевшая
перед своим ханом и державшая в железных тисках порабощенных
иноплеменников.
Здесь самое время вернуться к прозвучавшему выше вопросу:
почему Сталин, безусловно знавший об особом статусе Кагановича
и отдававший отчет в сверхвлиянии последнего на мощную
карательную структуру, сплошь засиженную ханскими
верноподданными, не просто сохраняет «кремлевского кагана» в
неприкосновенности, но и оставляет его в своем ближайшем
окружении?