Пульт от телевизора он не нашел и долго возился с кнопками, переключая каналы. С каналами была какая-то чертовщина. Время детское, без десяти час, а повсюду только сетка. Выключив бесполезный ящик, Влад вышел на кухню, надеясь согреть чаю. И тут ему стало по-настоящему плохо.
На столе, прижатая хрустальной солонкой, лежала телеграмма: "Приезжаем восьмого апреля в тринадцать двадцать Гена встретит целую Лена".
Сначала Влад тупо вглядывался в прыгающие буквы. Потом прочел вслух:
— Гена встретит целую Лену.
Хмыкнул:
— Целую. Не частями. Очень мило с его стороны.
А потом до него дошло.
"Целую?" Это что, насмешка? Влад вцепился в край стола, чувствуя, как хмель уходит из головы, оставляя болезненную занозу.
С какой стати она шлет телеграммы его маме? С кем она приезжает? Откуда, черт возьми? Влад схватил сероватый казенный бланк: телеграмма была на его имя.
И тогда Влад сделал лучшее, что можно было придумать в такой ситуации. Он вернулся в комнату, достал из бара бутылку коньяку, налил себе полстакана и залпом выпил. А потом не раздеваясь рухнул на высокую, мягкую родительскую кровать.
Ресторан "Исидора" не спал. Похожая на мальчика певичка, сидя на высоком стуле, интимно шептала в микрофон. Старый клавишник посылал в зал электронные рулады. По сцене полз ядовито-розовый дым. Между столиков танцевала пара. Пожилой гражданин интеллигентной наружности безнаказанно тискал свою юную, но совершенно пьяную партнершу.
Все это плебейское безобразие мало волновало компанию, закрывшуюся в зале для особых посетителей. Сюда заглядывал только официант, и каждый раз у него на подносе был соблазнительно запотевший графин. Но люди, собравшиеся здесь, умели пить не теряя головы.
Семеро мужчин в хороших костюмах неторопливо, с достоинством, кутили. Обменивались короткими тостами, выпивали, крякали, закусывали черной икрой. Называли друг друга по-отчеству: Иваныч, Петрович, Валентиныч.
— Да ты чо, Иваныч! Чо я, виски не пробовал? По мне так дрянь. Все дрянь. Есть водка — и есть все остальное. Когда она в тебя эдакой холодной лягушенцией прыгает — это, Иваныч, уже не просто крепкий алкоголь. Это философия.
— Не, Валентиныч, не скажи. Тут важен момент. Иногда вечером откроешь балкон, зажжешь торшер, кино включишь про Джеймса Бонда. И если плеснуть вискаря на два пальца, а потом закурить сигару… Это, брат, тоже философия.
— Вражеская, заметь, философия… Эй, Иваныч! Да ты чо, Иваныч! Я ж шучу…
Его собеседник процедил сквозь зубы:
— Все нормально… Пойду подышу.
Он распахнул дверь в общий зал, на мгновение исчез в розовом дыму, обогнул танцующую пару. Пожилой гражданин топтался на месте, боясь разбудить партнершу, уронившую голову ему на плечо.