Настал вторник — весеннее утро, душераздирающая рань. Сияло солнце, а я ползала на коленях по гравию, прикручивая на место номерные знаки. Надо мною боярышник выкидывал изумрудно-зеленые молодые листочки. Поблизости лакомились червяками птицы. Мимо прошла на цыпочках беременная олениха, страшно довольная, что сумела оставить с носом спонсируемую университетом программу стерилизации стоимостью в семь миллионов долларов.
Подкатил почтовый фургон. Из него показались длинные ноги Марджи, потом Билловы, покороче.
— Я думала, что твоя машина сломалась, — заметила Марджи.
— Верно, только полиция приволокла ее обратно.
Я встала, отряхнула руки. Попыталась отклеить от заднего стекла оранжевый стикер, но он не отставал.
Марджи рассматривала его:
— Инспектор Винченцо? Ты бы ему лучше позвонила. Его тут прочат в начальники полиции.
А потом Марджи протянула мне книгу. На обложке была деревянная бейсбольная бита и бабочка — она, видимо, только что села, крылья еще раскрыты. Я тихо ахнула.
— Это сигнальный экземпляр, — пояснила Марджи. — Сделали быстро и толково. Никогда не видела у издателей такой прыти.
Она обняла меня одной рукой за плечи, и мы вместе стали любоваться на эту красоту. На обложке вкратце рассказывалось о том, что находка рукописи окружена тайной, что роман связывают с Набоковым, потому что обнаружен он в его доме в Онкведо. Автором, впрочем, значился Лукас Шейд — его имя стояло во всех положенных местах.
Книга оказалась тоньше, чем я ожидала.
— А роман тут полностью? Редакторы что-нибудь меняли?
— Это же подлинник! — Марджи изумила моя крамольная мысль. — Как бы они посмели? — Она, похоже, забыла, что часть этого текста написала я. — А вот рецензии.
Билл протянул мне парочку газет. Сверху лежал «Онкведонский светоч», раскрытый на спортивной странице. Между новостями гольфа и сообщением о весенних сборах «Янки» красовался заголовок «Наш роман о бейсболе: находка в доме Набокова». Марджи сжала мне плечо:
— Где они раздобыли эту твою фотографию? В уголовном деле?
Я глянула в газету. Над обложкой книги была помещена фотография Набокова в его кабинете в Вайнделле — этакий типичный профессор. Лоб сиял, круглый и гладкий, как церковный купол. А рядом помещалась моя фотография, а под ней — мой адрес. По поводу происхождения фотографии говорилось: «Из официальных источников». Печать была подслеповатая, и все равно в глазах моих читался ужас. Это действительно была фотография из дела — моего дела о похищении собственных детей. Они разве что убрали черную линейку, где был отмечен мой рост: один метр пятьдесят девять сантиметров.