На следующее утро я полезла искать в адресной книге Онкведо телефон Марджи Дженкинс. Вот, пожалуйста: Дженкинс, Билл и Марджи, никакой анонимности. Я дождалась, когда часы покажут семнадцать минут десятого, и позвонила. Она откликнулась зычным кашлем курильщицы.
— «Марджи», а не «Маржи», — уточнила она. Я пустилась в рассказ о своей находке, но она прервала: — Я все знаю. Он позвонил мне после вашего ухода. Мы с ним дружим со студенческих лет. — Она снова кашлянула. — А о чем книга?
— О бейсболе.
— Боже, плюнь мне в рожу, — высказалась Марджи. — Кто только не пишет об этом паршивом бейсболе.
— Там есть любовная линия, — добавила я с надеждой. Я поведала Марджи о юной возлюбленной главного героя, Лизе, которой «сравнялось пятнадцать лет», а за ними настало то лето, когда она встретила Малыша. А еще я рассказала о пропущенной сцене.
— Пришлите мне текст, — распорядилась она. — Я сегодня повезу кота усыплять; мне нужно по дороге почитать что-нибудь достойное. — Я спросила, где она живет. — Отдайте Биллу, он привезет. — Я, видимо, слишком долго молчала, соображая, потому что Марджи пояснила: — Билл — мой муж. Билл, ваш почтальон. Билл живет в одном со мной доме. — Если не считать хрипотцы, я уже давно не слышала такого благожелательного и сердечного голоса.
— Спасибо, — сказала я, но она уже повесила трубку.
Я положила машинописную копию в конверт и сунула в почтовый ящик, чтобы Билл ее забрал. Послушав голос Марджи, я отчаянно захотела оказаться среди людей. Единственным доступным мне местом, где собиралась хоть какая-то публика, был семейный универмаг «Апекс». Случалось, мне ничего не было нужно, и все же я ехала туда, чтобы посмотреть на онкведонцев и поучаствовать в их повседневной жизни. Все мы питались. Кое-кто из нас все еще готовил. Все мы бродили по «Апексу», пытаясь отыскать пищу среди ярких полиэтиленовых и картонных упаковок.
Продукты в семейном универмаге «Апекс» были так себе, но что в нем было действительно хорошо — это «скидки по средам», они позволяли мне держаться в рамках тридцатидолларового бюджета на еду (когда дети не со мной), а еще был хорош один из кассиров. Будь у меня «свой» тип мужчины — а у меня его нет, — он был бы именно таков: несколько неприбранный, будто только что вышел из лесов, шелковистые волосы, влажный блеск кожи. От него почти ощутимо пахло привлекательностью. И еще в нем чувствовалась легкость на подъем; казалось, скажешь ему: «Поехали прямо сейчас к водопаду», он тут же закроет кассу, снимет красный фартук и красную бирку с именем — и вперед.