Когда они отъехали, сердце рванулось вслед и чуть не выскочило из тела. Перед глазами прошла вся история жизни с их отцом, я попыталась окрасить ее в тона позитива, вообразив себя лучше, стройнее, отзывчивее на указания. А потом — можно подумать, память моя дала здоровенную течь — мое настоящее «я» вернулось обратно.
Я пошла к дому, ступая по Даренным сучкам и камушкам, выверяя по ним путь к двери. Вернувшись в дом, привела в порядок детские комнаты: у Сэма все методично сложено в стопки, у Дарси — полный разгром. Страшно хотелось вызвать перед глазами их лица, но сделалось слишком больно, и я не стала.
Больше я ни секунды не могла оставаться одна в этом доме. Я поехала в контору «Старого молочника» — завезти им заявку на новую партию почтовых марок и толкнуть речь в защиту снятого с производства мороженого, которое спрашивали чаще всего, — вишни с ванилью.
Ферма находилась на продуваемом всеми ветрами поле у берега озера. Дорога отделяла стойло от дома — оба стояли совсем близко к недавно расширенной заасфальтированной трассе.
Время года было студеное, а в стойле от коровьего дыхания стояло приятное тепло. Стойло содержали в образцовой чистоте: полы подметены, сточные желобы промыты. Даже имелись масляные радиаторы.
Перед входом в контору висела картина круглой формы — подозреваю, что мистер Дейч-младший сотворил ее много лет назад под воздействием ЛСД. Это была такая мандала в духе амишей[12], написанная кисточкой в два волоска. Издалека она выглядела многоцветным завихрением, но, подойдя поближе, можно было разглядеть, что на ней изображены тысячи муравьев, марширующих по спирали прямо в ад.
Мистер Дейч, в принципе, слыл анахоретом и предпочитал меня избегать, однако работал по семь дней в неделю, и я обнаружила его в конторе — он сидел за столом на высокой деревянной табуретке. Был он худощав, царившая внутри него сосредоточенность только что не наводила ужас. Так и хотелось встряхнуть его, заставить хоть мгновение потратить даром — хотя бы ради того, чтобы убедиться, что такое возможно.
Я поздоровалась, пожалуй, чуть слишком громко, и проследила, как его голова размеренно качнулась в мою сторону.
Мистер Дейч для меня загадка, как, впрочем, и большинство мужчин. В школе я никогда не играла с мальчишками — разве что в старших классах, когда они начали за мной бегать. Но даже тогда они казались мне странными существами. Я обнаружила, что разговаривать с мистером Дейчем проще, не глядя на него. Так его поведение меньше меня смущало.
Я посмотрела на ножки стола — под каждой стояла консервная банка со скипидаром. Еще на первой нашей встрече меня просветили, что таким образом мистер Дейч спасается от муравьев. На том, первом, интервью он поведал мне, что муравьи — настоящий бич севера штата Нью-Йорк. Я поверила ему на слово, хотя ни разу не видела в стойле ни единого муравья.