Бином Ньютона, или Красные и Белые. Ленинградская сага (Белоусов) - страница 135

— А скажите, Аксель, вот я в кабинете Маршала одну картину видел… это что, ваша? — уважительно спросил Талвела.

— Это «Лыжники», что ли? Ну да, моя!.. Был грех, я её Барону уж давненько как подарил… У него как раз юбилей был, а у меня как раз на подарок денег не было… Впрочем, это у меня частенько бывает, гораздо реже, когда наоборот. Вот я сижу и думаю: метафизическую «Русалку» он не поймет, барбизонцев он не любит, разве ню ему подарить?…Так это только незабвенный Ренуар любимый баронов типаж писал: рыжих, жопастых и сисястых! Бывало, хлопнет меня Мастер по плечу и скажет: «Эх, мсье Аксель! Толстые рыжие натурщицы, это моя единственная слабость…» А тут раз! Достаю это я из чулана явно неудачный на мой взгляд холст, который я к грунтовке уж было приспособил — вот оно! И природа, наша, финская… и почти все ясно! А что, вам правда понравилось? — доверчиво, как большой ребенок, спросил старый художник.

— Ну вот, представьте себе, — таинственно понизив голос, начал Талвела, — На картине изображена группа лыжников, двигавшихся с левой стороны композиции вправо. Их фигуры размещены на фоне обыкновенного зимнего пейзажа: таких пейзажей в живописи Финляндии очень много, просто на этой картине к традиционному зимнему лесу были добавлены лыжники. Фигуры некоторых из них почти по пояс закрывает снежный сугроб, что создает впечатление некоей таинственности, недосказанности… Группа лыжников осторожно, словно соблюдая все меры маскировки и безопасности, движется в пейзажном пространстве магического квадрата слева направо, словно бы из Финляндии к… Ленинграду. Белоснежный костюм военного лыжника не претерпел за прошедшие тридцать с небольшим лет почти никаких модификаций и от этого картина получала некое вневременное измерение. Да и люди, изображенные на полотне, показались мне таинственными призраками…

— Ничего там особо таинственного нет! — смущенно пробормотал польщенный автор. — Это мужики из Миккели через русскую границу контрабандный спирт тащат!

— Извините, маэстро, — осторожно спросил его я. — Вот вы говорите… Дега, Ренуар… как о своих хороших знакомых! а сколько же вам тогда лет?

— Семьдесят восемь, а что? — окрысился художник. — Да! Натурщиц я уже действительно…гм-гм… лет семь как уж нет. Но быть от этого финном я не перестал!

— Но как же так?! Вы, талантливый человек, и вдруг здесь…

— А что, Сивку запрягать я уже не достоин? Да. Винтовку мне не выдали! Сказали, нужна тем, кто помоложе… так я карандашом воюю! Вот, иллюстрировал брошюру о борьбе с русскими танками! — и он вытащил откуда-то из глубин своего тулупа тоненькую книжицу в бумажном переплете.