— В самом деле? — Боже мой, какая ирония судьбы! Леди Девонли привлекла к ней внимание человека, которого она по указанию Виктории должна избегать.
— Если позволите, сэр, я должна вернуться в чайную комнату. Лорд Уэнтуорт будет…
— Я бы не стал беспокоиться о нем. Он сам виноват, что бросил вас одну. Любому дураку ясно, что вам нехорошо.
— Все было совсем не так, — объяснила она. — Он пошел поискать для меня чего-нибудь прохладительного.
— Видимо, я опередил его. Его потеря, — он понизил голос, — и моя удача.
Так ли это? Его внимание взволновало ее. Это ради Джорджа Фицкларенса Виктория старательно выбрала для нее гардероб, чтобы подчеркнуть ее самые лучшие черты — светлые волосы, изящную фигуру и, да, ее предполагаемое богатство. Ее янтарное платье было сшито из самого лучшего шелка, ее туфельки, ридикюль и веер были куплены на Бонд-стрит в самых дорогих магазинах.
Но какую бы они ни приготовили наживку, не поймала ли она совсем не ту рыбу? И не вышел ли граф Барнсфорт вместе с ней только потому, что узнал ее, впервые увидев в давно забытый летний день?
От охватившей ее тревоги кровь застучала в висках. Она представила, какой он увидел ее тогда: шляпка потеряна, локоны развились, платье порвано, на лице грязь. Тогда она сама с трудом узнала себя в зеркале, висевшем над туалетным столиком. Значит, он не мог узнать ее сейчас.
Но все же она как могла прятала лицо за бокалом с шампанским, а затем направилась к двери.
— Спасибо, но я должна вернуться…
Он перегородил ей дорогу.
— Беатриса сказала мне, что ваша танцевальная карточка заполнена. Жаль. Вы просто обязаны потанцевать со мной.
Она резко остановилась, чуть не столкнувшись с ним грудью.
— А почему?
— Я в значительной степени спасу ваши ноги от грубого обращения.
Его наблюдательность заставила ее невольно рассмеяться:
— Так вы заметили? Как это ужасно неловко, боюсь, это полностью моя вина. Признаюсь, я ужасно неуклюжа, когда танцую.
— О нет, миссис Сандерсон, я так не думаю. У вас получается совсем неплохо. Вы само совершенство.
Он наблюдал за ней? Ее сердце затрепетало.
— Все смотрели на вас. Или вы этого не заметили?
Она не знала, что сказать, поэтому промолчала и покачала головой.
Его рука — та самая мощная рука, которая однажды вытащила ее из толпы, сейчас манила ее. Она ощущала его близость, как будто снова оказалась в заполненном танцующими бальном зале, разгоряченная, взволнованная, зажатая в толпе. Темнота придавала его чертам мрачную красоту. Он весь, в своем черном фраке, в коротких, ниже колена, светлых бриджах и сияющей белизной манишке, казался высеченным из гладкого камня.