Владислав вдруг явственно, как на проявляющейся на глазах цветной полароидной фотографии, увидел мечеть. Ажурное, словно заветная мамина шкатулка из слоновой кости, которой так любил любоваться в детстве, но давно уже им не виденная (Варвара, конечно, скоммуниздила – клептоманка старая!), сооружение с полусферическим куполом, увенчанным полумесяцем и четырьмя похожими на спицы тонкими минаретами по бокам. Пусть купол будет зеленым… Нет, белым, как стены и минареты! Что-то подобное он, помнится, видел не то в «Клубе кинопутешественника», не то в «Путевых пометках», не то вообще в «Волшебной лампе Аладдина» в детстве. Видение было таким ярким, что Сотников-младший даже зажмурил глаза…
– Смотри куда прешь, козел старый! – раздался откуда-то возмущенный детский голос. – Нажрался с утра, что ли!
Владислав распахнул глаза: оказывается, он чуть было не наступил на какие-то перемазанные смазкой металлические детали самого зловещего вида, разложенные тремя подростками лет десяти – двенадцати на тряпочке, расстеленной прямо на асфальте.
«Пулемет они здесь собирают, что ли? – испуганно подумалось Владиславу, которому почему-то вдруг вспомнились несколько кошмарных месяцев, проведенных после института на военных сборах. После намотки портянок пулемет Горюнова, вернее его разборка-сборка на время, помнится, был главным несчастьем всех мало приспособленных к военной службе свежеиспеченных очкастых лейтенантов, в висящих мешком гимнастерках и галифе. Сотников ясно различил среди металлического хлама запомнившуюся ему на всю жизнь возвратную пружину и еще пару-тройку смутно знакомых деталей. – Дожили!..»
Лишь в последний момент немного уже подслеповатый писатель заметил в руках у одного из «пулеметчиков» велосипедную «звездочку», а чуть в стороне – и сам полуразобранный двухколесный агрегат со снятым задним движителем. Почудится же такое! Чертовщина какая-то…
От облегчения Владислав даже начал насвистывать какой-то фривольный мотивчик.
Магазин был расположен неподалеку, буквально за углом. Сколько раз в детстве маленький Владик бегал туда вприпрыжку с авоськой, в которой позвякивали пустые широкогорлые бутылки, и с теплыми желтыми и белыми монетками, зажатыми в потной от усердия ладошке. Тогда магазин назывался просто «Молоко», а вовсе не ООО «Александр Козейко и Ко. Молочные продукты». Причем «Александр» почему-то заканчивался крупным твердым знаком, больше смахивающим на царскую букву «ять», что, вероятно, должно было означать неразрывную связь времен и преемственность поколений. Никакой, конечно, преемственности не было и в помине: магазин размещался в цокольном этаже такого же «сталинского» дома, как и родной, построенного незадолго до знаменитой мясорубки тридцать седьмого года. Ранее, по словам отца, на этом месте размещался женский монастырь, сначала закрытый большевиками в послереволюционное лихолетье, а потом и снесенный за ненадобностью, когда потребовалось место под величественные строения, призванные увековечить эпоху Великого Вождя.