– Ну да. Я плачу. Я иногда плачу. Я вообще, живая! – огрызнулась Катя. – Мне тоже бывает страшно, особенно когда натыкаюсь на бабищ в белье из «Дикой орхидеи» в своей квартире, – всхлипнула она.
Веня неловко вскочил из-за стола, перевернув бокал с водой, и рванул к Кате.
– Любимая, – прошептал он, – еди... Единственная моя.
Вокруг столика начался замысловатый композиционный танец – официанты «Варваров» пытались свести нанесенный Веней ущерб к минимуму. Они незаметно убирали все острое, колющее, режущее и стеклянное.
– Я блузку наделаааа, – завывала Катя, – камею купилааа! А тыыыыы!!!
– Я гад, дурак, скотина, сволочь, – уверенно заявлял Вениамин, осыпая Катю неловкими мелкими поцелуями.
– Хотела твоей маме понравиться... книжки читала! – рыдала Катя. Столько слез не выходило из нее со времен средней школы, когда ей дверью прищемили палец.
– Несравненная! – Веня дернулся, сбивая со скатерти графин. – Обожаемая! Королева моя! – Вениамин плюхнулся на колени, толкнув тележку с сыром. Тележка покатилась по залу.
За соседними столиками раздались жидкие неуверенные аплодисменты.
Через полтора часа, оплатив гигантский счет за испорченное имущество и химчистку господину, английский костюм которого был испачкан в ароматном мягком сыре, Вениамин и Катя отправились домой. Еще в такси между ними вспыхнула неудержимая страсть; она же настигла их на лестнице и гналась вверх, достигнув апогея на кухонном столе в Вениной квартире. В процессе примирения стол был сломан, но такие мелочи Катю и Веню уже не волновали.
Среди разбитых чашек и ваз, которые невозможно было склеить, каждый из них понял, что нашел единственное чувство. И оно было воистину нерушимым.
Уже позже, прижав ухо к замочной скважине, Катя стала свидетельницей исторического разговора.
– Алло, мамуля, – лепетал Веня в телефонную трубку. – Я приду не один. Нет, не Лев Карлович. И не Григорий Абрамович, нет. Я приду с очень хорошей девочкой, она тебе обязательно понравится. Нет, что ты, не курит. Катенька. Ага, да, Катенька. Ну все, мне пора бежать.
В этот день удача благоволила разбитым сердцам и слегка беременным женщинам, впрочем, немного радости осталось и для меня.
– Мы едем за город, – объявил Никита, – надень, пожалуйста, джинсы и прихвати сапоги на низком каблучке.
– Ты же их терпеть не можешь, – улыбнулась я.
– Именно. И решил их убить самым простым способом, – расхохотался Никита.
Мы запрыгнули в машину и всю дорогу орали песни. Нам было хорошо, я с нежностью смотрела на мужественный профиль Никиты, который никак не хотел сознаваться, куда именно мы едем.