Вскоре батальон двинулся дальше.
Было уже жарко, парило.
Навстречу все чаще попадались войска — они шли к району боя. Еще не уставшая пехота шла строем, и по выправке и одежде бойцов видно было, что идут они совсем недавно.
С неуклонной неторопливостью двигалась тяжелая артиллерия, гусеничные трактора грузно плыли по пыльной дороге, чадили выхлопные трубы, трепещущими волнами исходило тепло от радиаторов. Шли колонны автомашин с прицепленными легкими пушками на резиновом ходу, эти пушки, как игрушечные, подпрыгивали на колдобинах и уносились вдаль, и за ними клубились облака рыжеватой пыли, жирной, долго висящей в душном, неподвижном воздухе.
А батальон все шел и шел, и Журавлеву казалось — скажи сейчас кто-нибудь этим людям, что война кончена, распадись та внутренняя дисциплина, которая связала их воли воедино, — и мгновенно они упали и уснули бы здесь, на пыльной дороге, даже не найдя сил доползти до обочины...
Иногда Аня встречала его на проселочной дороге, и он никогда не мог предугадать, на каком повороте увидит ее, и потому каждая встреча казалась ему неожиданным счастьем.
Однажды они пошли по полевой тропе, зашли далеко, а день был такой же душный, как сейчас, и в поле их застала гроза.
Сперва гремело где-то вдали, потом сизая туча молча наплыла из-за дальнего холма и сразу закрыла все небо.
Настали сумерки, но не такие, как по вечерам, а какие-то желтоватые.
Подул ветер, и дальнее шоссе, невидимое до этого, обозначилось красноватой пылью, клубящейся над ним. Трава в поле заходила короткими, нервными волнами, и, казалось, слышно было, как тяжелые головки полевых ромашек ударяются о глухую землю тропинки.
Потом мощные, ровные струи воздуха, словно нагнетаемые гигантским вентилятором, согнули траву, и молния, как огненный гарпун, ударила в темную спину холма, и широкий перекатывающийся грохот потряс небо и землю. Начался дождь.
Сперва они шли, потом побежали — не потому, что боялись промокнуть, а просто легко и весело им было бежать под ливнем, даже не зная толком, куда.
Они вбежали в лес, побежали по зеленой лесной дороге и, запыхавшись от бега, встали под большой березой, хоть прятаться от ливня было незачем, они уже промокли до нитки.
Но они стояли рядом под большой белой березой, и Аня считала молнии, слегка взмахивая правой рукой при каждом ударе грома, словно дирижируя небесным оркестром.
Сквозь легкую влажную ткань он чувствовал тепло ее плеча, и ему хотелось стоять так и никуда не уходить отсюда.
Он плотнее придвинулся к ней, и она замолчала, перестала считать молнии.