Весьма характерно для американцев: контракт, который вскоре последовал за мной через океан, был полной противоположностью неофициальным манерам человека, который мне его предложил. В контракте было четко сказано, что я должен делать, что я имею право делать и чего я делать не должен. Такие полномочия мне и не снились! В некоторых отношениях мне была предоставлена огромная свобода. Правда, в других были введены жесткие ограничения но я счел это вполне разумным. Не мог же он поставить весь свой бизнес в Британии на карту, не приняв необходимых предосторожностей. Я показал контракт адвокату. Тот прочел, присвистнул и сказал, что его явно составляли юристы корпорации Хоустона, которые привыкли щелкать менеджеров как орешки.
— Как вы думаете, стоит его подписывать? — спросил я.
— Если эта работа вам нужна — стоит. Условия довольно суровые, но зато все честно.
Это было восемь месяцев назад. Я вернулся домой, все еще не веря нежданно свалившемуся на меня счастью. Я пережил негодование Нони Марш и невнятную, беспомощную речь Уоррингтона; продал несколько бесперспективных двухлеток без особого убытка; ухитрился задобрить тренеров настолько, что они согласились меня принять — пока условно, — и не сделал ничего непоправимого. Несмотря на всю свалившуюся на меня ответственность, я наслаждался каждой минутой своей жизни.
В дверях появилась Касси.
— Ты из ванны вылезать собираешься? — поинтересовалась она. — Или так и будешь сидеть тут и ухмыляться?
— Жизнь прекрасна!
— Опоздаешь!
Я встал в ванне, и Касси машинально сказала:
— Осторожнее, головой не стукнись!
Я вышел из ванны и поцеловал ее. По плечам у нее потекли капли.
— Одевайся, бога ради! — сказала она. — Тебе еще надо побриться.
Она сунула мне полотенце.
— Кофе готов, а молоко у нас кончилось.
Я накинул на себя какую-то одежду и спустился вниз, пригибаясь на лестнице и в дверях. Домик, который мы снимали в деревне Шестая Миля (действительно в шести милях к югу от Ньюмаркета), явно был рассчитан на человека семнадцатого столетия, которое еще не ведало акселерации. «Интересно, — подумал я, ныряя в кухню, — может, в каком-нибудь двадцать пятом веке рост в семь футов будет считаться нормальным?»
Мы прожили в этой хижине все лето, и, несмотря на низкие потолки, нам в ней было очень уютно. А теперь в саду поспели яблоки, по утрам поднимались туманы, и по карнизу ползали сонные осы, стараясь найти щелку посуше.
Внизу — полы, выложенные красной плиткой и застеленные ковриками; столовая, которую я превратил в кабинет; уютная гостиная с камином, который мы еще ни разу не топили; занавески в красную клетку, кресла-качалки, соломенные куколки и мягкий свет из окна. Не дом, а дачка, игрушка для горожанина; но все же временами он заставлял меня задумываться, не стоит ли пустить корни.