Дождь для Данаи (Иличевский)

Золотой дождь (лат.).

Священник птиц (тюрк.).

Поэт Алексей Парщиков рассказывал, как однажды ему пришлось в одиночку жутко ночевать в пермском паноптикуме: там сверчок, забравшись в один из муляжей, верещал, как бешеный, и поэт был вынужден полночи провести в напрасных поисках источника сверлящего безумия меж чудищ.

Ахматова А. Размышления о поэтах-современниках // Соч. В 2 т. М., 1986. Т. 2. С. 209.

Мазур Н. Недоносок // Сб. к 70-летию Вяч. Вс. Иванова. Поэтика. История литературы. Лингвистика. М., 1999. С. 147–148.

Там же. С. 148.

См.: Liapunov V. A Goethean Subtext of E.A. Baratynskij’s «Nedonosok». Slavic Poetics. The Hague, Paris, 1973.

С этой горы, как с крыши / Мира, где в небо спуск. (М. Цветаева, 1923.)

Различение этих двух творений как свой частный случай содержит различение «цифрового» (алгоритмического) и «аналогового» (иррационального) сознаний (ср. различенность в этом смысле правого — аналитического и левого — образного полушарий мозга).

Комментарии. № 16. М., 1999.

Комментарии. № 18. М., 2000.

Так же, как и в «Недоноске» и «Осеннем крике ястреба».

Иличевский А. Опыт геометрического прочтения: «Нефть» и «Долина транзита» А. Парщикова // Комментарии. № 18. М., 2000.

Удивительным образом не только явные признаки «энтелехического» письма, но и самые сюжетные мотивы недовоплощенности, растворения в стихии, безволия полета — «Осеннего крика ястреба» и «Недоноска», с точностью до лексических совпадений, по признанию самого автора, — неосознанно присутствуют в другой повести А. Давыдова «Сто дней», 1984–1986 (Весть: сборник. М., 1989): <…> когда я, взлетев до облаков, посмотрел вниз — на землю, вся она была одинакова — золотой диск, поросший колосьями. Высота стерла межевые разделы. Только солнечные зайчики пробегали по чистому золоту жнивья. <…> когда же я вспомнил о пастухе, то его уже не было <…>. Он растворился в синеве, едкой, как щелочь, весь без осадка. Он стал ветерком, по воле которого я мог перелетать по небесам. Падение было невозможно, но и собственной воли у меня не было. Я был игрушкой различных ветров и дуновений. Они и переносили меня туда-сюда, осторожно, бережно. Я плавал в небе — вспомни свои детские сны <…>, что ты принял за дожизненные выси. Те, в которых мы парили, пока все наше тело не налилось свинцом. (выделено мной. — А.И.).

Вообще отчасти хтонический образ «черной матушки» в «Повести…» А. Давыдова, возможно, где-то на периферии своего символического поля имеет отсылку к образу творящего забвения — нефти из стихотворений А. Парщикова «Нефть» и «Долина транзита». В пользу этой догадки может служить общая метафизическая и физическая текучесть этих образов («рождающие воды — лимфа мира, растворяющая в себе демиургическое семя»), которые с той или иной степенью достоверности могли бы рассматриваться как женская — но и могущая быть грозной — ипостась Творца.

NB: «Грифельная ода» О. Мандельштама.

Бродский И. Нобелевская лекция. 1986.

Новое литературное обозрение. 2000. № 45.

Волков С. Диалоги с Иосифом Бродским. М., 2004. С. 82.

Гаспаров М. Рифма Бродского // Избранные статьи. М., 1995. С. 83–92.

Чайка — вид лодки.

Северная пчела. 1834. № 192.

До востребования (фр.).

Эти заметки основываются на описании мифологического пространства, взятом из статьи Ю. М. Лотмана и Б. А. Успенского «Миф — имя — культура» (Лотман Ю. Избранные статьи. Т. 1. Таллинн, 1992) и рассматриваемом как аксиоматическое. Все определения математических понятий приводятся по книге: Дубровин Б., Новиков С., Фоменко А. Современная геометрия, методы и приложения. Т. 2. Геометрия и топология многообразий. М., 1986.

Понятно, что о строгой абстрактности объектов мифа — имен, равно как и об установлении между ними сходных с математическими отношений, можно говорить лишь условно.

Например, почему группа вращений SO(3), имеющая представление в виде множества матриц действительных чисел размером 3.3, на котором определена операция матричного умножения, изоморфна (тождественна) обыкновенной трехмерной сфере.

См., например: Понтрягин Л. Теория групп. М., 1989.

Замкнутость пространства предполагает принадлежность ему его границы: множества точек, каждая из которых обладает таким свойством, что в любой, сколь угодно малой ее окрестности всегда найдутся точки (по крайней мере, найдется по одной) как принадлежащие, так и не принадлежащие этому пространству.

Лотман Ю., Успенский Б. Указ. соч. С. 63.

Лотман Ю., Успенский Б. Указ. соч. С. 64.

Определение топологии содержится в определении самого топологического пространства, как некоего множества точек Х, в котором указано, какие подмножества являются открытыми. Система таких открытых подмножеств Х и есть его топология. При этом требуется, чтобы такая система открытых подмножеств обладала специальными свойствами: пересечение двух и, значит, любого конечного числа открытых множеств было открыто, и все Х и пустое множество также должны быть открытыми.

Топологическое пространство Х называется хаусдорфовым, если любую пару его точек можно окружить не пересекающимися друг с другом открытыми множествами. Заметим, что свойство отделимости топологического пространства с необходимостью входит в определение многообразия. Это важно, поскольку для представления топологического пространства в виде неособой поверхности в евклидовом пространстве требуется, чтобы оно удовлетворяло определению многообразия. В действительности это служит гарантией «невычурности» реализуемой поверхности, например, того, что на ней не будет складок (возможна плодотворная на этот счет ассоциация с plie по Делёзу) и что с ней будет «приятно» иметь дело (требование простоты). В случае топологии пространства модели мифа это свойство оказывается обеспеченным принципиальной однократностью и признаковой нерасчленимостью объектов мифа.

Топологическое пространство Х называется компактным, если из любой последовательности его точек можно выбрать сходящуюся последовательность. Эквивалентное определение: если Х покрыто счетным числом открытых областей, то из них можно выбрать конечное число покрывающих Х. Требование компактности удовлетворяет свойству ограниченности, конечности, которым с необходимостью обладает мифологическое пространство (и которое также принципиально отграничено от «внешней враждебной потусторонности»).

Многообразие М называется ориентируемым, если якобианы функций перехода (детерминанты матриц преобразования координат, которые, в свою очередь, являются ковариантными производными функций преобразования координат от области к области) положительны для всех пересекающихся пар областей. В реальности это значит, что интересующая нас поверхность, в виде которой реализуется пространство модели мифа, является принципиально двусторонней, то есть обладает непересекающимися (не двузначными) полями нормалей к своей поверхности. Например, сфера является ориентируемой двусторонней поверхностью, так как обладает двумя различными полями нормалей — внешним и внутренним. Напротив, Лист Мёбиуса, который нас будет очень интересовать впоследствии, таким свойством ориентируемости не обладает, так как является вырожденной, особой, односторонней поверхностью: любая его нормаль после совершения полного цикла переходит в нормаль, которая противоположна по направленности ее первоначальному состоянию. Свойство ориентируемости является исключительно важным для топологических свойств пространства мифологической модели, так как вытекает из его принципиальной отграниченности от внешнего безграничного мира, переход в который не может быть совершен непрерывным (естественным) образом, без разрыва и трансгрессивного проникновения сквозь. (Далее нами выдвигается гипотеза, которая основывается на попытке реконструкции топологических свойств сознания, совершающего такое экстремальное феноменологическое путешествие, что подобный переход вовне осуществляется именно «по Листу Мёбиуса».)

Понятие многообразия представляет собой обобщение впервые математически описанного Гауссом процесса картографирования земной поверхности. Это обобщение оказывается необычайно широким и применимо к громадному классу сложнейших геометрических фигур.

Вообще-то интересующие нас реализации вложений гладких многообразий в евклидово пространство определенной размерности имеют свою классификацию: они представляют собой так называемые «сферы с n-ручками»; например, тор — это «сфера с одной ручкой», что-то вроде гири, и т. д.

Говорят, что функция (в данном случае — параметрически задаваемая функция координат поверхности) обладает определенной, k-степенью гладкости, если она непрерывна, а также непрерывны все ее производные вплоть до k-степени.

Два многообразия (поверхности) гомеоморфны друг другу (топологически эквивалентны), если существует взаимно-однозначное непрерывное преобразование, переводящее их друг в друга. Наглядно это означает, что, представляя поверхности в виде сделанных из какого-нибудь эластичного материала, их можно «натянуть» друг на друга без разрыва. Например, сфера гомеоморфна эллипсоиду, а тор — «перстню», «гире».

Ямпольский М. Беспамятство как исток (Читая Хармса). М., 1998. С. 374–375.

Фундаментальный взгляд на «Знание как Падение», основанный на исследовании механизма следствий адамической катастрофы, изложен Л. И. Шестовым в одноименной главе его работы «Киргегард и экзистенциальная философия» (Париж, 1939).

Обратный процесс можно увидеть в восприятии Хармсом окна как выхода через разрыв «на ту сторону»: «Окно спрессовывает множественное в некую единицу (цифровое значение буквы „алеф“), предшествующую множественности (Ямпольский М. Указ. соч. С. 174)».

Ямпольский М. Указ. соч. С. 323.

Барац А. Презумпция человечности. Иерусалим, 1992.

«Основная идея того, что огромное количество микробиологической жизни существует в пористых областях геологических пород на глубине между 6 и 10 километрами, возникла благодаря тому факту, что природная нефть почти всегда содержит приподнятые уровни химически инертного гелия и в то же время — молекулы бесспорно биологического происхождения. Причина сосуществования этих двух различных веществ в нефти в течение долгого времени была загадкой. Одним из объяснений присутствия молекул биологического происхождения могло бы быть существование микробной жизни на всех глубинных уровнях, какие только могут быть достигнуты бурением. Тогда ассоциативное присутствие гелия вполне бы объяснялось тем, что выделяемые микробиологическим путем углеводороды, поднимаясь с нижних пластов, собирают и увлекают за собой диффузно распространенный в породе гелий. Гипотеза о существовании такой глубокоземной биосферы недавно получила весьма основательное подтверждение в результате микробиологического анализа проб, взятых из очень глубоких скважин. Бурение пластов кристаллического гранита в Швеции в период 1986–1993 гг. позволило обнаружить на глубинах между 5,2 и 6,7 км существенное количество природного газа и нефти (нефти было выкачано в общей сложности 80 баррелей). Русские геологи-нефтяники также решили проверить эту гипотезу. П. Н. Кропоткин в своем докладе на конференции в Москве сообщил, что открытие нефти в глубинных пластах Балтийского Щита может рассматриваться как решающий фактор в столетних дебатах о биогенном происхождении нефти». (Цитируется по: Gold T. The Deep Hot Biosphere. Copernicus, New York, 1998.).

Приводимый здесь в метафорическом смысле термин «всюду плотное множество» в математике означает множество, в любой, сколь угодно малой окрестности которого найдется точка, принадлежащая этой окрестности, то есть подчеркивается важность понятия Непрерывности, присущего адамическому существованию.

Здесь в связи с Различием (которое было невозможно до того в Мифе из-за принципиальной признаковой нерасчленимости населяющих его объектов) как гносеологическим аспектом мистической катастрофы адамического сознания может быть интересно положение Платона о Знании, излагаемое им в «Федре»: «Знание есть правильное мнение с отличительным признаком».

В новейшей истории «война», «деньги», «политика», «нефть» — суть одно и то же. См., в частности, и об этом, стихотворение А. Парщикова «Деньги», где: «…сравненье целей порождает цены. / Купюра смотрится в купюру, / но не в лоб, а под углом прогресса <…> / дензнаки пахнут кожей и бензином»; а также возникает интересный нам в связи с Топологией II образ «всадника пустот, царя финансов».

Деньги с их свойством тотальной подмены и интеграции ценностей — как модель, впервые реализовавшая принцип виртуальности. Интересна фактическая связь денег и Интернета, состоящая в том, что основной серверной базой для современных сетевых технологий явился грандиозный проект банковских систем, осуществленный IBM в конце 70-х. Электронная система оплаты по кредитным карточкам структурно идентична Интернету и уже поглощается им как подобная часть. Почти полное исчезновение наличного оборота post factum выявляет цифровую, а вместе с ней и виртуальную природу денег.

См. бесценные для этого конспекта: книгу о. П. Флоренского «Мнимости в геометрии» (М., 1992), а также работы: Лотман Ю. Заметки о художественном пространстве // Избранные статьи. Т. 1. Таллин, 1992; Иванов Вяч. Вс. П. А. Флоренский и проблема языка. Механизмы культуры. М.: Наука, 1990. С. 198–205.

См. об этой захватывающей воображение теме след. работы: Лотман Ю. Клио на распутье и о роли случайных факторов в истории культуры // Избранные статьи. Т. 1. Таллин, 1992; Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М., 1986; а также: Вернадский В. Химическое строение биосферы земли и ее окружение. М., 1965.

О культурологической роли этого персонажа, а также о таинственной связи слепоты и пророческого дара см. в книге М. Б. Ямпольского «Память Тиресия».

Понимаемая в математическом смысле как установление взаимно-однозначного соответствия между точками подпространств двух границ топологий, по которым происходит «склейка».

Необходимо привести комментарий А. Парщикова на этот счет. Оказывается, утрата реками полярности здесь предвосхищает «колокольца Валдая»: Валдай как географический образ является точкой на карте, выше которой направление течения рек с севера на юг изменяется на противоположное (Каспий отражается в Белое море). Связано это, по всей видимости, с какими-то особенными геопсихическими свойствами этой возвышенности.

По словам А. Парщикова, цвет нефти вообще «не стоит на месте».

См. Переписка А. Парщикова и В. Курицына. М.: Ad Marginem, 1998. С. 40.

Замечание А. Парщикова: по его мнению, картины Рембрандта выглядят, как залитые нефтью, и просветляющий луч на них — блик на выпуклом зеркале нефтяного озера.

Ср.: «Черное солнце, излучающее ночь»; «Le soleil noir de rayon la nuit», Victor Hugo.

Что может быть ужасней разрыва на испытательном стенде гироскопа баллистической ракеты, вызванного внезапным возникновением эксцентрики вращенья?..

Замечательно замечание А. Парщикова на этот счет: интересующие его LTA-механизмы («lighter than air») вновь сейчас становятся актуальными именно в связи с Интернетом и телекоммуникационными технологиями вообще, так как их предполагают использовать в качестве носителей крупномасштабных радио-сот, типа спутников на бреющем полете. Существует проект, по которому с этой целью предполагается над мегаполисами неподвижно подвесить под стратосферу по дирижаблю специальной современной конструкции.

И Недоносками. Один из самых таинственных образов в русской поэзии содержит легко уловимую, но трудно артикулируемую отсылку к Алеф-Ламеду. Возможно, связь эта отыскивается в том, что то зависающее, то мятущееся между землей и эмпиреем, метафизически неприкаянное существо «из племени духов» находит себе избавление в результате окончательного падения и воплощения в недоноска — в своего рода Голема, — несовершенное, недоделанное создание, в телесную скорлупу, чей главный признак — немота. Важно, что дух не только воплощается в недоноска, но и оживляет его, то есть, возможно, дарует на мгновение дар речи: «Оживил я недоносок. / Отбыл он без бытия: / Роковая скоротечность! / В тягость роскошь мне твоя, / О бессмысленная вечность!»

Интересно в этой же связи другое — пантеистическое — разрешение похожей ситуации в «Осеннем крике ястреба» Иосифа Бродского, которое примечательно завершается детскими возгласами: на детей падает снег (перья, дух Ястреба), и они кричат вдухновленные им: «Зима, зима!» Дух Слова в виде метафизических осадков пантеистически распространяется в сфере земной жизни, вдохновляя ее обитателей хотя бы на междометие, вызванное восхищением.

Важно было бы отметить, что топология «Москвы — Петушков» также напоминает лист Мёбиуса, так как, оказавшись в окрестности долгожданных Петушков, герой невероятным образом «проваливается» на ту сторону листа и оказывается в Москве, завершая цикл в перевернутом положении. Таким образом, ж/д путь и путь к Курскому вокзалу, как к «венцу» всех пешеходных усилий героя, оказываются своего рода «ведьмиными кольцами», по которым «леший водит» и т. д.

И. Бродский в своем эссе «Кошачье „мяу“» высказывает соображения, которые находятся в тесной связи с идеями Ю. М. Лотмана и И. Пригожина, в частности, с идеей о роли случайности в одушевленном и неодушевленном мире: «Приходит в голову, что то, что мы обычно объявляем открытием, — всего лишь проекция того, что у нас внутри, на внешний мир. Что физическая реальность мира, или природы, или как его там назвать, — всего лишь экран или, если вам нравится, стенка — с нашими собственными структурными императивами и неправильностями, написанными крупно или мелко на них. Что внешний мир — школьная доска или резонатор для наших идей и представлений о нашей собственной, в большой степени непостижимой ткани. Что в конечном счете человеческое существо не столько получает знания снаружи, сколько выделяет их изнутри. Что человеческое исследование — система замкнутой цепи, в которую не могут вторгнуться ни какое-либо Высшее Существо, ни иная разумная система. Если б они могли, они не были б так желанны, хотя бы потому, что Оно или она стали бы одним из нас, а нас и так хватает». (Перевод Е. Касаткиной.)

Весь цикл опубликован здесь: http://nekodasinger.blogspot.com.