И все-таки он смутно чувствовал правоту Синева. Пусть и наивную с виду правоту, которая свойственна людям, впервые попавшим на большую стройку: им все кажется не так да не этак, пока они как следует не пооботрутся среди видавших виды прорабов и десятников. Пройдет эта детская болезнь со временем и у Синева, который любит повторять, что времена не те: Откуда у него эта вражда к Зареченцеву? Везде и всюду видит остаточные влияния прошлого. Нельзя так. С прошлым надо обращаться осторожно, — не ровен час, хватишь через край. Это же наше прошлое. И в нем надо разобраться по-хозяйски: что хорошо, что плохо. Какому-нибудь безусому юнцу еще простительно так горячиться, так легкомысленно обвинять всех и каждого, человеку же в годах не к лицу эта запальчивость.
Но допустим, что в отношении Зареченцева Василий в какой-то мере прав, как новичок на стройке (новички любят обобщать, возводить недостатки в степень!). А откуда у него, позволительно спросить, хроническая неприязнь к Витковскому? Какая черная кошка пробежала между ними? Он же и Павлу Фомичу с трудом подает руку, причем подает только вторым. Обидел, что ли, его тот на фронте? Витковский мог обидеть в пылу гнева, не стесняясь в выражениях, тем более, что в бою некогда подбирать слова помягче. Однако Василий не злопамятный, не тщеславный. И все-таки что-то у него осталось, раз он и сегодня не может говорить о Витковском спокойно. Как он вскипел, узнав об избрании директора совхоза членом обкома: «Никак мы не можем отвыкнуть от чинопочитания! Работает в области без году неделю, а мы его уже в список для тайного голосования. Ты, Алексей, наверно, тоже проголосовал за?» — «А почему я должен голосовать против?» — «Вот-вот! Отводов нет. Самоотвода не поступило. Пожалуйста, дорогой товарищ, к рулю! Мы вам полностью доверяем». — «Это естественно, братец, когда речь идет о заслуженном, всеми уважаемом человеке». — «Попался бы ты ему на глаза пораньше, он бы показал тебе северное сияние!» — «Повторяешься, Василий. То же самое ты говорил и об Осинкове». — «А они с Осинковым — два сапога пара». — «Зря ты, братец, увлекаешься такими хлесткими сравнениями». — «Эх ты, толстовец, толстовец!» — сказал Синев и безнадежно махнул рукой. Хотел что-то еще добавить, но раздумал. Иногда Алексею приходила в голову дикая мысль, что все это у него болезненное, результат контузии, полученной где-то на Днестре.
Вечером Вениамин Николаевич Зареченцев собрал весь строительный синклит: обсуждался новый вариант годового плана. Синев, к удивлению всех, не выступил. «Одумался», — заключил Братчиков, бегло посматривая на заместителя.